slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

А. Блоку — 140 лет. Вершина музыки русского слова

На мертвенно-бледном, синевато мерцающем фоне идут двенадцать человек; и белый венчик из роз, увенчавший гипотетического Иисуса, едва ли спасает ощущение: речь о вечном антиподе Христа, закрутившим силы свои в лабиринтах революционной метели. К этому ли образу поднимался Блок? Или, влекомый жаждой совершенства, раскрылся наиболее полно в плавном и торжественном: Сотри случайные черты – и ты увидишь: мир прекрасен?
Он прекрасен в каждом своём, даже ужасном движении, и то, что девушка, поющая в церковном хоре, вызывает слёзы ребёнка о тех, кто не придёт назад, подчёркивает его неповторимость в любом моменте, во всяком временном изгибе, изломе.

Изломов у Блока много, и многое оставляет двойственное ощущение:
Я сидел у окна
в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе
чёрную розу в бокале
Золотого как небо, Аи
Поэтический перл, точно подъедаемый мхом кабацкой пошлости: а она не могла не коснуться завсегдатая петербургских кабаков, чей взор, казалось, всегда был обращён в такие глуби, каких нет на земле…
Мистическое мировосприятие реальности не подлежит никакому изучению, тем не менее, страницы Даниила Андреева о Блоке хорошо показывают погружение последнего в астральные пучины: с последующими страшными последствия для носителя… вероятно, поэтической гениальности Александра Блока.
Ибо стихи его кажутся вершиной музыки русского слова; они льются и пьются вином, они перекипают волшебной радостью, играют всеми оттенками звука – и, более того, кажется, превышают собою возможный в юдоли звукоряд. Зыбкая жизнь его, точно продуваемая онтологическими ветрами; гитара, подхваченная у умирающего Аполлона Григорьева; томный и сочный Фет, прожигающий глазами реальность Владимир Соловьёв — их тени определили раннего Блока, как муары и обманы символизма; и они же не смогли затушить огромную индивидуальность, влитую в каждый стих…
Снег свистит; вьюжное, страшное, разбойничье мерцает – и разворачивается русская песнь: бесконечная, как заснеженная степь. Завихрятся столбы «Двенадцати», дохлестнут до неба…
Небо революции слишком отлично от неё низин, и двенадцать идущих скорее способны на убийство, чем на размышления о жизни; впрочем, чтобы проявилась способность ко второму, все должны иметь доступ к образованию – хотя бы…
Революционная ли поэма — или отрицающая суть революции? Ибо мертвенный фон, на котором разворачивается шествие, никак не подходит к образу Иисуса Христа…
Утончённо-рафинированный Блок мог ли воспринять достойным почтения событием всплеск народных низов, не говоря о тоннах льющейся крови? Блок мистики, городских пейзажей, сквозь которые прорастают иноматериальные планы; Блок дымки, совершенных форм, круто напряжённых поэтических мускулов… Незнакомка всегда одна: кто же подойдёт ей в пару — не пьяницы же с глазами кроликов? Блок обрядов в честь Прекрасной Дамы, средневековья, какого-то туманного рыцарства, будто связанного с истоками жизни; да и сами «тёмные храмы», в которые надо входить ради обрядов подобных, не очень понятны…
И — «Девушка пела в церковном хоре» — стихотворение, вырывающееся в небо, и несущие в себе частички его: светозарные, сочувствующие всем… Сострадание – ныне, в змеино-прагматичное время почти растоптанное чувство — так необходимо… Блок, писавший:
Не таюсь я перед вами,
Посмотрите на меня:
Я стою среди пожарищ,
Обожжённый языками
Преисподнего огня.
И в самом стихотворение мелькает столько потусторонних теней, что сомнения в безднах, в какие заглядывал Блок, отпадают. Блок, музыкально идущий от Лермонтова, вивший снежный стих тонко и нежно, страстно и темпераментно, продолжает завораживать, сколько бы ни прошло лет, не минуло эпох.
У Блока много стихов страшных, будто отмеченных потусторонних чернотой; Даниил Андреев истолковывал их, как панораму других миров: миров возмездия – за содеянное. Тут не слишком много места для оптимизма: разве, что вспомнить старинное учение, рекущее, что в конечном акте мировой мистерии все отпавшие сольются в едином свете Бога…
Чувства России у Блока обострено: через все её пороки, нелепости, дурь, она остаётся вариантом грядущего Китежа. Сложно поверить. Очень хочется. Мистика Блока и в том, что поэт мог ощущать нечто, должное быть. Поэтические его мускулы были превосходны: никакая дряблость, пустоты, лакуны не подразумевались… Скифы вновь глядят раскосыми и жадными очами.
Мир стал слишком другим: шибко технологическим, не нуждающимся в песнях: какими бы они не были. Но – несмотря на избыточную конкретику мира, в нем достаточно ещё благословенных областей зыбкостей, мерцаний, и без поэзии Блока панорама человечества непредставима…

Александр БАЛТИН.

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: