22 июня. Накануне гитлеровского вторжения

  22 июня 1941 года – чёрная дата российской истории. В этот день нацистские захватчики бросили зверски жестокий вызов русскому и братским ему народам, поставив их перед необходимостью отстаивать своё место в истории. В Великой Отечественной войне решался вопрос о жизни и смерти сотен миллионов людей.
  В преддверии очередной годовщины гитлеровского вторжения есть резон обратиться к теме готовности Советского Союза к его отражению. Эта тема обросла мифами и домыслами. Для многих историков, попавших под «обаяние» негативистских схем, общим местом стало утверждение о предвоенных просчётах советского руководства, будто бы не сумевшего точно определить время возможного нападения Германии на нашу страну.

 Порой такие утверждения сопровождаются рассуждениями о «пассивности» Сталина и его окружения, о недостаточных усилиях по организации отпора гитлеровской агрессии. Несмотря на настойчивое тиражирование подобных рассуждений, они не выдерживают проверки реальными фактами.

  Заслуживает ли Сталин критики? Поводов для неё за тридцать лет пребывания на властном Олимпе он, будучи личностью сложной и неоднозначной, накопил немало. Однако нам не нужна критика ради критики: бездумное критиканство мешает верному пониманию истории. Объективный и трезвый взгляд на прошлое чужд примитивным, «чёрно-белым» схемам.
  Критика Сталина за якобы проявленное им в канун войны «преуменьшение фашистской угрозы» началась при Хрущёве, инициировавшем «разоблачение культа личности». Эта кампания несла явный отпечаток политизации, в ней было немало заказного и надуманного. Всё, что наговорили тогда «разоблачители культа», позднее в среде либерального актива получило статус незыблемых аксиом. Историю в очередной раз использовали как служанку политики.
  Но если в практической политике Сталина были минусы, то это ещё не означает, что в ней не было и плюсов. Нельзя всё сводить только к негативу – в этом случае картина истории оказывается искажённой. Те, кто критикует советское руководство за то, что оно будто бы «проспало» гитлеровское нападение, не хотят понять: Гитлеру не было никакого резона ждать, когда в СССР будет успешно завершено перевооружение войск и западная граница страны сделается неприступной.
  Обвинять Сталина в том, что он не видел приближения войны, просто несерьёзно. Только фантазируя, можно допустить, что советский лидер не знал о геополитических устремлениях Гитлера, который задолго до войны разболтал всему миру свои планы по завоеванию планетарного господства. Из речей фюрера было понятно, какая судьба ждёт жителей СССР в случае реализации его людоедских планов. Гитлер ведь ничего не скрывал: «Предстоящую войну с Советским Союзом нельзя вести по обычным военным законам – это будет война на уничтожение». Представление о том, что Сталин ничего не знал о подобных высказываниях рейхсфюрера, заведомо нереалистично.
  После прихода Гитлера к власти в Германии за короткий срок было поставлено более 300 крупных военных заводов. Только за 1940 год производство вооружений выросло сразу на две трети, в огромных количествах производились самолёты, танки, бронемашины, орудия разных калибров. Мог ли Сталин ничего не ведать о создании мощной военной промышленности в Германии и совсем не думать о её предназначении?
  Не забудем о советской разведке, которая благодаря кадровому ресурсу в лице зарубежных коммунистов имела такие организационные возможности, каких не имела ни одна из иностранных разведок. Мог ли «кремлёвский горец» не знать о принятом в конце 1940 года германским генштабом плане «Барбаросса», содержавшем схему развёртывания наступления на СССР и предписывающем разбить Красную армию до ноября 1941 года?
  К моменту вторжения вермахта на советскую землю его численность была доведена до 8,5 миллиона человек и превысила количественный состав Красной армии в 1,7 раза. С начала 1941 года разведуправление советского Генштаба бесперебойно снабжало Кремль информацией о постоянном усилении немецких подразделений в районах, граничивших с Советским Союзом. Разведчики докладывали, что в апреле количество германских дивизий в приграничных районах превысило 80, в мае увеличилось до 107, а к июню составило 120. Мог ли Сталин не понимать, что стояло за созданием в Германии многочисленной, отлично обученной и оснащённой армии, тем более, что означало её выдвижение к советским границам?
  Последние дни перед гитлеровской агрессией для Сталина и его окружения были пропитаны драматическим накалом. Видя нарастание военной опасности со стороны Германии, правительство было обязано предпринять конкретные меры для усиления западных границ. Такие меры были предприняты, при этом они вполне соответствовали сложившейся ситуации: с середины мая 1941 года началось выдвижение войсковых частей из внутренних округов в приграничные. В Прибалтику, Западную Белоруссию, на Украину были переброшены армии из Северо-Кавказского, Приволжского, Уральского и Забайкальского военных округов. За несколько дней до начала войны Генштаб приказал командованию приграничных округов передвинуть все дивизии в район государственной границы. 19 июня западным округам был дан приказ маскировать воинские части, аэродромы, автопарки, склады, рассредоточить авиатехнику на аэродромах. Эти действия производились достаточно оперативно, но времени для их полного завершения уже не оставалось.
 

  Для понимания логики поведения советского правительства накануне войны нужно дать точный ответ на вопрос: можно ли было форсировать завершение проводимых мобилизационных мероприятий до 22 июня 1941 года?
  Очевидно, что организационные возможности страны были достаточно жёстко обусловлены состоянием экономики. Ясно, что экономика не поддаётся чудесному преображению ни за неделю, ни за месяц, ибо историческое время подчинено определённым законам. Как показал «опыт» неолиберальных реформ, быстро удаётся только ломать и крушить, а созидание всегда требует определённых временных сроков и немалых человеческих усилий.
  Да, к 22 июня полностью осуществить программу оборонных мероприятий не удалось. Этот факт как будто создаёт почву для суровой критики тогдашнего кремлёвского руководства. Но давайте на миг представим, что было бы, если бы этой оборонной программы не было вовсе? В конце 20-х годов техническая оснащённость Красной армии была чуть выше нулевой: на вооружении состояло всего 92 танка, катастрофически не хватало артиллерийских орудий, все самолёты были устаревшими. В масштабной войне, случись она тогда, Советский Союз не имел бы никаких шансов на успех.
  Старт к осуществлению программы оборонных мероприятий был дан принятием первого пятилетнего плана, одной из важнейших задач которого и являлось многократное повышение уровня обороноспособности страны. Уже к 1935 году в армии насчитывалось более 7600 танков и более 6600 самолётов в основном новых конструкций.
  Управление советской экономикой было ориентировано на использование плановости. Благодаря её преимуществам за первую пятилетку промышленное производство удвоилось, а за вторую увеличилось ещё в 2,2 раза. За 10 лет было создано 6 тысяч промышленных предприятий. Это значит, что была создана надёжная основа для укрепления обороноспособности страны: за 1933—1937 годы прирост продукции ВПК составил 286 процентов.
  В третьей пятилетке шло дальнейшее наращивание промышленного потенциала СССР. План третьей пятилетки выполнялся без сбоев. К июню 1941 года объём промышленного производства составил 86 процентов от плановых показателей, привязанных к концу 1942 года. За три с половиной года было запущено 2900 новых промышленных предприятий.
  Была создана система высшего и среднего специального образования: в 1941 году в стране насчитывалось более 800 вузов и свыше 3,7 тысячи техникумов. Шла подготовка дипломированных специалистов, число которых к началу войны достигло 20 миллионов. Была также налажена сеть ремесленных училищ и школ фабрично-заводского обучения, готовивших рабочие кадры для промышленности и транспорта. Рабочую квалификацию получили миллионы юношей и девушек.
  Важнейшее стратегическое значение имело промышленное строительство на востоке страны. Помимо новых производств там по решению правительства создавались предприятия, которые дублировали заводы, действовавшие на западе СССР. Дублирование производств кое у кого вызвало недоумение, но, как показали первые месяцы войны, на самом деле оно оказалось исключительно своевременным и нужным.
  С 1939 по июнь 1941 года доля оборонных расходов в бюджете поднялась с 26 до 43 процентов. Вводились в строй новые мощности, работавшие только на оборону. Если ежегодный выпуск всей промышленной продукции возрастал в среднем на 13 процентов, то в оборонной отрасли этот показатель составлял 39 процентов.
 

  В сентябре 1939 года внеочередная сессия Верховного Совета СССР приняла закон о введении всеобщей воинской обязанности. С этого времени по январь 1941 года численность армии и флота возросла в 2,8 раза, достигнув 4 200 тысяч военнослужащих. В мае 1941 года на учебные сборы из запаса было призвано и направлено на пополнение войск западных приграничных военных округов ещё около 800 тысяч человек.
  В Кремле прекрасно понимали, что численное увеличение Вооружённых сил без их качественной модернизации не имело большого смысла. Армия нуждалась в техническом перевооружении, в новых танках, самолётах, артиллерийских системах, в добротном стрелковом оружии. Не забывая про количественные показатели, правительство самое пристальное внимание уделяло качественным параметрам вооружений.
  Советскими конструкторами-танкистами накануне войны были произведены такие высококлассные модели, как тяжёлый танк КВ и знаменитый средний танк Т-34. К 22 июня 1941 года советские заводы успели выпустить более 1860 танков этих марок. Да, их доля среди танков иных видов была невысокой, но главное было в другом: несмотря на немалые организационные трудности, массовое производство КВ и Т-34 было всё-таки налажено. Решение об его организации состоялось в декабре 1940 года. Если бы оно не было своевременно принято, то летом и осенью 1941 года положение Красной армии оказалось бы поистине трагическим или, по крайней мере, намного более тяжёлым, чем оно было в реальной действительности.
  С новыми подходами к инженерно-конструкторской работе связывалось и развитие авиации. Появилась плеяда талантливых авиаконструкторов, создавших передовые для того времени аппараты – Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, Ил-2, Пе-2 и другие. В 1939 году Комитет обороны постановил возвести девять новых самолётостроительных и семь авиамоторных заводов. Кроме того, на выпуск авиационной продукции было перепрофилировано ещё семь предприятий. За 1940 год авиапроизводство увеличилось на 70 процентов, Вооружённые силы получили более 17700 боевых самолётов, из которых более 3700 составляли машины новых моделей.
  Переоснащение советских авиачастей было насущнейшей задачей: самолёты старых типов по их лётно-боевым параметрам уступали самолётам германских люфтваффе. Требовалось немалое напряжение сил, поскольку между инженерно-техническими идеями и массовым производством новых самолётов пролегала нелёгкая дистанция. К июню 1941 года передовой авиатехникой удалось перевооружить пятую часть авиационных частей. Немного? А что пережила бы страна, если бы не было и этого?
  Армия нуждалась и в артиллерийских орудиях. С 1939 года по 22 июня 1941 года она получила от промышленности около 30 тысяч полевых пушек и более 52 тысяч миномётов. По качеству наши миномёты были лучше немецких, но в одночасье обеспечить ими все войска было невозможно.
  Модернизация Вооружённых сил связывалась с колоссальными затратами, с безостановочными организационными усилиями, с преодолением людской инерции – главного барьера на пути к достижению любых значимых целей. Эта инерция не обходила стороной и представителей армейского командования. Так, в Главном артиллерийском управлении наблюдалась недооценка такого мощного оружия, как реактивные установки БМ-13, широкую известность получившие под именем «Катюша». Артиллерийское начальство не успевало за конструкторской мыслью, и потому постановление о серийном производстве «Катюш» было принято лишь в июне 1941 года. Но зато их первую партию произвели исключительно оперативно, и уже через две недели после начала войны это грозное оружие, опробованное под Оршей, стало наводить страх на гитлеровцев, подрывая их самонадеянность и превращая в пустой звук их кичливые уверения в скорой победе над русскими.
  В предвоенные годы серьёзное внимание уделялось военно-техническому оснащению флота. Создавались военно-морские базы на Чёрном, Балтийском и Северном морях. В 1940 году было введено в строй более сотни военных судов – миноносцев, торпедных катеров, подводных лодок, тральщиков, а 270 кораблей всех классов находилось в стадии строительства. Накануне войны советский флот выглядел внушительно и к военным действиям был хорошо подготовлен – моряки наносили врагу ощутимый урон с первых минут войны.
  Ярким свидетельством того, что в предвоенные годы в СССР не было никакого благодушия, был Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиации, химзащите) – организация, занимавшаяся массово-оборонной работой. Эта работа получила широкий размах, в 1941 году охватывая около 14 миллионов человек. Основное внимание уделялось военно-спортивной подготовке допризывников. Государство вкладывало в Осоавиахим немалые материальные средства, создавая сотни авиашкол, аэроклубов и автомотоклубов, где молодёжь получала навыки водителей, пилотов, парашютистов, стрелков, авиа- и автомехаников.
  В либеральной публицистике утвердился тезис о том, что боеготовность нашей армии сильно пострадала в результате предвоенных чисток командирского состава. Так ли это? При внимательном анализе можно увидеть, что чистки были связаны не только с политическими мотивами. Они касались и технической подготовки тех, кому предстояло вести в бой вверенные подразделения. Вовсе не случайно именно в предвоенные годы в СССР было налажено системное обучение командирских кадров. В начале 1941 года в стране действовало 19 военных академий, 7 высших военно-морских училищ и более 200 военных училищ, готовивших офицерский состав армии и флота. Подготовка офицеров велась также на военных факультетах десяти самых престижных вузов.
 

  В мае 1941 года немцы резко активизировали переброску живой силы и техники на восток, железные дороги в Германии и оккупированной Польше были переведены на режим максимального движения. Скрыть приготовления к войне гитлеровцам было невозможно. Сталин осознавал, что война не за горами. Но он был обязан сделать всё, чтобы максимально оттянуть, затормозить её начало. Иная логика поведения была бы заведомо авантюрной. Для сдерживания военной эскалации требовались выдержка и осторожность в словах и действиях. Чтобы не дать Гитлеру ни малейшего повода для демарша, советское руководство пунктуально выполняло свои обязательства перед Германией, предусмотренные пактом о ненападении, взвешивало каждый внешнеполитический шаг.
  С этой точки зрения показательна акция, предпринятая правительством 13 июня 1941 года. В этот день московское радио передало в эфир заявление ТАСС, опровергавшее распространявшиеся английской печатью слухи о близости войны между СССР и Германией. На следующий день это заявление было опубликовано в центральных газетах. В нём говорилось: «…по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии, связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».
  Некоторые историки трактуют заявление ТАСС от 13 июня 1941 года как ошибку советского руководства, «ослабившую военную бдительность и морально дезориентировавшую население и армию». Но в тех конкретных условиях «военная бдительность» не могла означать призыв к армии и населению немедленно готовиться к войне – он моментально был бы использован Гитлером для резкого обострения отношений. По представлениям фюрера, наступил самый благоприятный момент для нападения на СССР: к тому времени Германия подчинила почти всю Западную и Центральную Европу, оккупировала Балканы, овладела колоссальными экономическими и стратегическими ресурсами. К лету 1941-го активного сопротивления в континентальной Европе вермахт не испытывал. С учётом невнятного поведения Англии это означало, что гитлеровцы получили возможность сосредоточить против Советского Союза все свои наличные силы.
  В военных кампаниях 1939 – первой половины 1941 года вермахт приобрёл боевой опыт. Немецкие солдаты и офицеры на волне лёгких побед испытывали эйфорию и рвались воевать против СССР. На этом фоне советское руководство не могло позволить себе действий, хоть как-то приближавших начало войны. Было абсурдно желать войны в условиях, когда программа модернизации армии не была выполнена полностью.
  Заявление ТАСС от 13 июня выполняло функцию политического зондирования. В тот же день, когда заявление было передано по радио, его текст был вручён Молотовым германскому послу Шуленбургу. По сути, это был запрос, адресованный из Москвы нацистским главарям и требовавший от них ясного ответа: будут они отводить войска от советских границ или нет? Собираются ли вступать в диалог с советским правительством? Если бы Гитлер подтвердил, что слухи о скором нападении Германии на СССР беспочвенны, он должен был бы или отказаться от нападения, или перенести его на более поздний срок, тем самым позволив Советскому Союзу продлить модернизацию своих Вооружённых сил ещё на какой-то срок.
  Берлин ответил на советский запрос молчанием. Этот факт недвусмысленно указывал на то, что Германия готовится напасть на СССР. Отсюда следует, что заявление ТАСС от 13 июня 1941 года – не ошибка, а напротив – здравый шаг, снявший последний покров с агрессивных и подлых намерений гитлеровцев. Ещё до начала боевых действий нацистская верхушка была разоблачена в глазах всего человечества. И она поняла это. 15 июня министр пропаганды Геббельс записал в своём дневнике: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Сталин хочет с помощью подчёркнуто дружественного тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя всевозможные поводы для обвинений в развязывании войны». Действительно, этим заявлением Москва продемонстрировала, что осведомлена о концентрации немецких войск у советских границ, но при этом не собирается воевать с Германией.
  Советский посол в Великобритании Иван Майский вручил текст заявления ТАСС английскому премьеру Уинстону Черчиллю. Это значило, что документ адресовался не только Берлину, но также Лондону и Вашингтону, чья реакция должна была высветить ответ на крайне болезненные для Советского Союза вопросы: какую позицию в приближавшейся схватке займут Англия и США, как будет выглядеть баланс геополитических сил на мировой арене?
  Сложность момента заключалась в том, что англосаксы вели двойную игру, примериваясь, что им выгоднее – остановить нацистов или использовать их против СССР. От того, какой выбор сделают Рузвельт и Черчилль, зависело, будет Советский Союз воевать против Германии, Италии, Японии, Финляндии, Румынии в полном одиночестве или в коалиции с Америкой и Англией. Сталина этот вопрос не мог не беспокоить, особенно с учётом контактов гитлеровцев с влиятельными политическими кругами Британии. В Кремле благодаря разведке были осведомлены о «миссии Гесса», нацеленной на заключение военного соглашения между Берлином и Лондоном. Успех этой «миссии» грозил бы Советскому Союзу большими неприятностями.
  Внешнеполитические установки британских верхов вызывали у советского руководства обоснованные сомнения. Трудно было не замечать двусмысленности во внешней политике, проводимой Лондоном в конце 30-х и начале 40-х годов. В Москве хорошо помнили, как в течение 1938 года английский премьер Невилл Чемберлен вместе с его французским коллегой Эдуардом Даладье сдавал Гитлеру одну позицию за другой, развязав ему руки для захвата Австрии, а затем на переговорах в Мюнхене разрешив отторгнуть от Чехословакии Судеты.
  В апреле 1939 года Чемберлен отверг предложение советского правительства о заключении военной конвенции и договора с СССР о взаимопомощи, а летом того же года пытался разогреть советско-японский конфликт на Дальнем Востоке. Потворствуя Гитлеру и микадо, он стремился направить их агрессию против СССР, тем самым способствуя скатыванию планеты ко Второй мировой войне.
  Незадолго до мюнхенской сделки Чемберлен подписал англо-германскую декларацию, содержавшую обязательство двух стран «никогда не воевать друг с другом». Эта декларация вкупе с мюнхенским сговором помогла Гитлеру уверовать в свою неуязвимость и отдать приказ об оккупации Чехии и Клайпеды, потребовать от Польши передачи Данцига, заключить открытый военный союз с Италией, Японией, Испанией, Венгрией, Финляндией, Румынией.
  Чемберлену в конце концов пришлось признать внешнеполитическое фиаско и уйти из правительства. Новый британский премьер Уинстон Черчилль выступал с позиций антигитлеризма, но Кремлю было необходимо убедиться в искренности его выступлений. Заявление от 13 июня для этого подходило как нельзя лучше.
  Не меньше, чем подходы англичан, Сталина интересовала позиция США. Он знал, что Англия, экономически и политически зависимая от Соединённых Штатов, не могла действовать вразрез с их интересами. А в Америке хватало как расистов и нацистов – явных поклонников Гитлера, так и адептов изоляционизма, призывавших использовать военное противоборство в Европе в эгоистических целях Америки. Выбор внешнеполитического курса США должен был сделать президент Франклин Рузвельт. После заявления ТАСС от 13 июня он ещё раз убедился в оголтелой агрессивности Гитлера и в необходимости поставить ей прочный заслон. Будучи дальновидным политиком, Рузвельт отказался от нечистоплотной возни вокруг предстоящей войны Германии против Советского Союза и выступил в поддержку нашей страны.
  На этом геополитическом фоне становится ясным, что версия некоторых современных авторов о том, что заявление ТАСС от 13 июня 1941 года «ослабило военную бдительность и морально дезориентировало население и армию», не имеет под собой достаточных оснований.
  Очевидец предвоенных событий маршал А.М. Василевский писал: «У нас, работников Генерального штаба, как и у других советских людей, сообщение ТАСС поначалу вызвало некоторое удивление. Но поскольку за ним не последовало никаких принципиально новых директивных указаний, стало ясно, что оно не относится ни к Вооружённым силам, ни к стране в целом. К тому же в конце того дня первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.В. Ватутин разъяснил, что целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев, и оно больше не привлекало нашего внимания».
  В.М. Молотов, в 1941 году стоявший во главе советской внешней политики, позже разъяснял, что заявление ТАСС от 13 июня явилось «очень ответственным шагом», призванным лишить немцев шансов на то, чтобы хоть в чём-то обвинить СССР: «Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы сказал: они уже свои войска двинули! Вот говорят, что не хватало войск на границе, но стоило бы нам начать приближение войск к границе, мы тут же дали бы Гитлеру повод». Молотов так раскрывал суть дела: «А в это время мы готовились максимально. У нас другого выхода не было. Так что упрёки в наш адрес я считаю гнусностью. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство… 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас появились союзники».
 

  Тема начала войны Германии против Советского Союза является особо притягательной для неолиберальных авторов. Один из них – Борис Соколов, известный склонностью подменять работу с историческими источниками разными слухами и версиями, в своей одиозной книге «Маршал Жуков: портрет без ретуши» упражняется в домыслах: «После того как немцы не отреагировали на заявление, утверждавшее, что слухи о скорой германо-советской войне лишены оснований, Сталин на самом деле не сомневался в скором начале войны. Но он думал, что она начнётся внезапным и мощным ударом Красной армии, и подтягивал войска к границам, перебрасывал вплотную к западным рубежам запасы топлива, снаряжения, боеприпасов. Если бы молчание Гитлера в ответ на заявление от 13 июня Сталин, Тимошенко и Жуков сочли признаком скорого германского нападения на СССР, то действовать они должны были совсем иначе. Им следовало как можно быстрее отводить дивизии и авиацию Красной армии от границ, чтобы вывести их из-под удара германской артиллерии и люфтваффе. Но вторжение вермахта застало Красную армию врасплох».
  Сознаёт ли Соколов собственную извращённую логику? Лишь склонностью к абсурду можно объяснить попытку совместить два противоположных по смыслу тезиса: «Сталин не сомневался в скором начале войны» и «Вторжение вермахта застало Красную армию врасплох». Меж этими двумя несочетаемыми тезисами Соколов втиснул «логическую связку», которая ещё больше выдаёт его неадекватные представления о реальности. Для командования Красной армии совет «быстрее отводить дивизии от границ» означал бы, во-первых, безответственный и беспринципный отказ защищать население своей страны от нацистов; во-вторых, предоставление Гитлеру заведомого территориального и оперативного преимущества; в-третьих, прямое «приглашение» врагу напасть на СССР.
  Соколов забыл указать, на какое расстояние «нужно было отводить» советские войска от границ. К Москве и Питеру? Или ещё дальше? Умствования сего «кабинетного стратега» лишний раз доказывают, что субъекты со «сверхпрогрессивным» мышлением плохо «дружат» с действительностью, живя в выдуманном, химерном мире.