Слушать время и читателя. 20 лет «Слову»!

Прямо накануне юбилея нашей газеты издательство «Севастопольский вымпел» выпустило книгу «Диалог журналистских поколений», в которой собраны интервью с журналистами, лауреатами премий Союза журналистов СССР (1967—1990). Среди них и беседа с главным редактором «Слова» Виктором Алексеевичем Линником, которую мы предлагаем читателю.
— Виктор Алексеевич, Вы окончили филологический факультет МГУ, аспирантуру Института США и Канады АН СССР, стали кандидатом исторических наук, успешно выступали в ансамбле «Трио ЛИННИК», который считается одним из основоположников русского фолк-рока. Почему проснулось желание заниматься журналистикой?

— В девятом классе школы (а у нас была очень хорошая школа, в числе лучших в Москве) я прочитал прозу Викентия Вересаева. В начале XX века этот писатель пользовался куда большей известностью, чем, скажем, бу­дущий нобелевский лауреат Иван Бунин. Почему? Когда Бунин знакомился с кем-то и называл свою фамилию, ему неизменно задавали вопрос: «А чем изволите заниматься?». Это приводило Бунина в бешенство, в сердцах он бросал: «Не стоит быть на Руси писателем!». Когда же с кем-нибудь знакомился Вересаев, то всегда слышал восторженное: «Автор «Записок врача»?!». Эту его книгу знала тогда вся читающая Россия, это было сверхпопулярное чтение.
Я очень много читал с детства, во втором классе упросил отца сходить со мной в городскую библиотеку подмосковного Дмитрова, где мне выдали читательский билет. Мне интересно было писать — дневник, стихи, письма. В московской школе у нас была замечательная словесница Ирина Григорьевна Овчинникова, которая иногда хвалила мои сочинения. Всё это вместе и сформировало идею моей будущей жизни: я решил, что она непременно будет связана со словом. Как именно, я тогда не представлял. Но прошли десятилетия, и вот, пожалуйста, — перед вами газета «Слово», которую я издаю уже 20 лет.
Первая моя попытка поступить в Московский университет на отделение русской филологии оказалась неудачной — не прошёл по конкурсу. Год работал на телестудии на Шаболовке, на пыльном складе декораций, который располагался прямо у подножия знаменитой башни Шухова. Во второй раз поступал уже на романо-германское отделение филфака, что показалось мне более интересным. Конкурс в 29 человек на место преодолел на «ура», поскольку готовился, честно говоря, как проклятый. Вставал в 6 утра и сразу садился за письменный стол, до половины девятого занимался, затем уезжал на работу. Поскольку мне ещё не было восемнадцати, то рабочий день длился всего 6 часов. В половине четвёртого приезжал домой, сорок минут отдыхал и дальше шёл на тренировку по лёгкой атлетике. После тренировки снова садился за письменный стол и так до отбоя.
Дальше жизнь стала одолевать соблазнами. После окончания университета меня пригласили сдавать экзамены в аспирантуру совершенно нового для Советского Союза Института США и Канады Академии наук. Через 3 года защитил диссертацию. При институте был журнал «США: Экономика, Политика, Идеология», в который я писал материалы по своей теме — американским выборам. За­вотделом внутренней политики там был всегда невозмутимый, доброжелательный и прекрасно одетый Борис Изаков — ветеран газеты «Правда», её первый корреспондент в Лондоне (с 1931 года). Он что-то разглядел в моих текстах и как-то произнёс: «В «Правде» ищут человека в американский отдел. Не хотите ли попробовать?». В редакции со мной очень любезно побеседовал Сергей Вишневский, известный американист, но с первого раза «не срослось». Попал я в «Правду» года четыре спустя уже по личному приглашению тогдашнего главного редактора Виктора Григорьевича Афанасьева, с которым случилось познакомиться в зарубежной поездке: я был его переводчиком.
— В 1983 г. Вы были приглашены в Отдел международной информации ЦК КПСС. Чем занимались там?
— Отдел курировал работу наших СМИ по международным делам, а также готовил документы для руководства страны по внешнеполитическим проблемам. В 1984 году участвовал в подготовке визита М.С. Горбачёва в Великобританию, который стал своего рода смотринами для будущего генсека на Западе. После встречи с самым молодым членом советского политбюро мадам Тэтчер сказала: «С этим человеком можно иметь дело». Эта фраза, которую расценили как большой плюс для образа СССР на Западе, стала пропуском для Горбачёва в мировую элиту. Никто и вообразить себе не мог, что, согласно некоторым позднейшим изысканиям, Тэтчер показала тогда Горбачёву немецкие документы о сотрудничестве его отца с гитлеровцами во время оккупации. Так — за молчание Запада об этой сенсации — была куплена удивительная покладистость нашего перестройщика в его переговорах с Западом, приведшая к краху СССР.
Хорошо помню и другое — свои ощущения, когда однажды, садясь в вечерний поезд на Киев, где жили мои родители, услышал по радио зачитанные диктором «Ответы Ю.В. Андропова на вопросы корреспондента ТАСС». Ответы эти мы писали только вчера вдвоём с заведующим отделом Леонидом Замятиным в его кабинете на Старой площади. Характер у него был сложный, но в работе с ним можно было не соглашаться, спорить, отстаивать свою точку зрения, причём иной раз достаточно жёстко, с использованием ненормативной лексики. Но это была хорошая школа. В другой раз я целую неделю работал на даче Сталина в Волынском в составе команды, которая готовила программную речь для М. Горбачёва на Верховном Совете СССР в 1986 году. Тогда она прозвенела на весь мир.
— Этот отдел был пропагандистским?
— В ЦК был Отдел пропаганды, который курировал наши СМИ, он был на деле пропагандистским. У нас же в большем почёте была аналитика. Мы занимались выработкой ответов на пропагандистские кампании западных СМИ против Советского Союза. Старались вырвать или нейтрализовать пропагандистское жало западного агитпропа против нас.
— В 1987–1992 годах Вы были собственным корреспондентом «Правды» в Нью-Йорке. Не относились ли американцы к Вам с подозрением, зная о работе в Отделе международной информации?
— Америке всегда хватало поводов для того, чтобы относиться к советским журналистам предвзято. Чуть ли не каждого советского журналиста, работающего за рубежом, подозревали в том, что он агент КГБ. Такое штампованное прочтение человека из СССР. Конечно, мою биографию они знали, я бывал в США не раз до того, как поехал туда работать журналистом. В своё время даже участвовал в программе «Молодые политические лидеры СССР и США», которая проводила встречи советской и американской молодёжи. Встречи эти проходили один год у нас, в Союзе, на следующий год в Соединённых Штатах. Естественно, все, кто в этой программе участвовал, были под особым вниманием американских спецслужб. Я никакой загадки для них не представлял.
— Вы говорили, что «восемьдесят пять процентов всего, что я писал в годы работы в «Правде», был абсолютно мой выбор». О чём же Вы писали? Были ли какие-нибудь особо примечательные статьи?
— Надеюсь, что были, я иногда знакомился с откликами читателей на мои материалы. В 80-е годы заметной фигурой в советском руководстве был Егор Кузьмич Лигачёв, член Политбюро. Кстати, именно он рекомендовал Андропову Бориса Ельцина в качестве заведующего Отделом строительства в ЦК КПСС. Именно Лигачёв очень скоро сказал Ельцину знаменитую фразу: «Борис, ты не прав!».
Так вот Егор Кузьмич лично признавался мне: «Виктор Алексеевич, это, может быть, звучит наивно, но ведь я, когда готовился к поездке в Америку, изучал её по вашим публикациям». Было отрадно услышать, что деятельность «правдистов» замечали на самом верху.
Хорошо помню также, как один автор в толстом литературном журнале процитировал мою формулу о зашкаливающей эйфории наших перестроечных СМИ по поводу Америки. Я писал о том, что наши прекраснодушные «общечеловеки» пребывают в твёрдой уверенности, что ценой непрерывной сдачи наших позиций им удастся вырастить в лице США «вегетарианскую породу тигра». Надежды эти были беспочвенны тогда, они остаются такими и теперь.
Но время в конце 80-х было особое, такого времени не было до той поры и, думаю, не будет после. Почему? Потому что я попал в США в разгар перестройки, в эпоху удивительную. Мы знаем, чем она, к сожалению, для нас закончилась, но советскому журналисту работать в это время в Соединённых Штатах было очень легко. Во-первых, к тебе был постоянный интерес американской аудитории. Во-вторых, ты действительно был свободен в выборе тем для репортажей, очерков, аналитических материалов. Некоторые вещи впервые появлялись именно в «Правде». Например, мой рассказ о том, что такое франшиза, ныне совершенно расхожий термин в предпринимательстве, почему она имеет экономический смысл для начинающих бизнесменов. В «Правде» появлялись мои материалы о заказных убийствах в США, явлении совершенно неслыханном тогда для нас. Публиковали даже зарисовки о бисексуалах...
Но мне всё-таки интереснее было писать о том, как американцы работают, чем о том, как они живут. Это было поучительно. Я описывал, например, жизнь прораба на стройке высотного дома в Нью-Йорке. Он крутился на работе, как белка в колесе, по 12 часов в сутки, ничего не видя и ничем не интересуясь, кроме работы, ну и футбольных матчей на выходные между нью-йоркскими «Джайентс» или «Джетс» под банку «Миллера».
Конечно, много приходилось писать о политике, что было естественно. Мир тогда сваливался в прекрасную надежду, что Горбачёв и Рейган избавят планету от ядерной угрозы. В ходу были лозунги, вроде «Войдём в третье тысячелетие без ядерного оружия». Горбачёв, казалось, всерьёз обещал: «Сделаем к 2000 году Советский Союз ведущей автомо­бильной державой», «Каждой семье отдельную квартиру к 2000 году» и т.д. Это было время небывалого, почти нервического воодушевления, особенно поначалу. Поэтому нашим читателями было интересно читать об Америке, а американским студентам слушать мои выступления об СССР в университетах. Я никогда не впадал в эйфорию по поводу США, потому что я ви­дел и слабые, откровенно негативные стороны американской действительности, понимал, что Америка уважает только силу и презирает слабость.
— Приехав на Родину из Америки в 1992 году, Вы обнаружили совсем другую страну, другую «Правду». Впервые в истории газеты состоялись альтернативные выборы главного редактора, на которых Вы одержали победу. Как считаете, почему коллеги отдали предпочтение именно Вам?
— Об этом мне говорить сложно, лучше спрашивать у тех, кто за меня голосовал. Ситуация для «Правды» была и впрямь необычная.
Выборы были непростые, кандидатов было трое: Г. Селезнёв в первом туре проиграл. В финале, когда оставались Ильин и Линник, он предложил своим сторонникам голосовать за меня.
— Вы возглавляли газету совсем недолго, в начале 1994 года были смещены с должности издателями «Правды» — семейством греческих предпринимателей Янникосов. Из-за чего произошёл конфликт с зарубежными инвесторами?
— Я не стал выполнять договорённости, которые уже были достигнуты между греками и Селезнёвым, в частности, о передаче учредительских прав на газету семейству Янникосов. После этого греки в отместку перестали платить коллективу зарплату, и моя участь была решена — я оказался не у дел. Через несколько лет греков из газеты выбросили, то есть «правдисты» сделали ровно то, что пытался сделать я. Моя попытка начать национально-освободительное движение против захвата иностранцами «Правды» потерпела неудачу. Но в итоге правдисты пошли тем же путём.
Часть коллектива «Правды» перешли в газету «Слово».
— На что Вы обращаете внимание как главный редактор при создании выпуска?
— На то, как сделать её как можно лучше. Мы стараемся соответствовать неким неписаным этическим нормам достойной журналистики, которая уважает своего читателя, не принижает и не унижает его, старается говорить с ним, как с равным. Поэтому всё, что мы стараемся давать на наших страницах, предназначено для человека думающего, болею­щего за свою страну, человека, для которого, как ни пафосно это звучит, страна представляет собой высшую ценность.
— Вы и сами пишете статьи в газету…
— Пишу, пожалуй, слишком много для главного редактора.
— Каким был читатель Ваших публикаций вчера и каким он представляется сегодня?
— Очень хороший вопрос. Равнять читателя «Правды» советских лет и сегодняшнего читателя «Слова» очень сложно хотя бы потому, что газета «Правда» имела тираж в 11 миллионов экземпляров, у нас он несопоставимо меньше. Но должен сказать, что мне до сих пор звонят коллеги из «Правды», седовласые ветераны журналистики, и высказывают удовлетворение отдельными публикациями газеты. К нашим подписчикам — и я гордостью назову только некоторых! — принадлежат или принадлежали такие люди, как Николай Иванович Рыжков, в прошлом председатель Совета министров СССР, народная артистка СССР, художественный руководитель МХАТ имени Горького Татьяна Василь­евна Доронина, 100-летний генерал-лейтенант Михаил Тимофеевич Береговой, старший брат знаменитого космонавта, лучший Шерлок Холмс мирового кинематографа Василий Борисович Ливанов. Эти люди составляют гордость нации.
16 лет нашим бессменным экономическим и политическим обозревателем был профессор Станислав Михайлович Меньшиков. Он входил в десятку лучших экономистов России. Сотрудничать с ним и быть его соавтором считали за честь нобелевские лау­реаты Тинберген, Леонтьев, Киссинджер. Экономисты в его писаниях могли найти самое толковое объяснение того, что происходит с нашей экономикой. Надеюсь, что и другие материалы наших авторов помогают читателю разобраться в хитросплетениях и интригах игры на большой шахматной доске мировой политики.
— Какие изменения аудитории газет и журналов Вы видите в целом?
— Тенденции ясны. Читательская аудитория стареет. Наступление Интернета, айфонов и айпадов сильно понизило интеллектуальный уровень читателя. Жажда чтения осталась в прошлом, грамотность ушла как сон, как утренний туман.
Падение спроса рождает и падение предложения.
Резко понизился профессиональный уровень тех, кто «делает новости». В наше время люди знали и профессию, и инструментарий гораздо лучше. Понимание проблем было на другом уровне. Тогда не было слепого копирования Запада, бездумного восторга перед всем западным. Был гораздо более взвешенный взгляд на то, что происходит у нас и у них. В этом смысле профессионализм очень заметно ушёл из профессии. Я надеюсь, что этот провал — явление временное, связанное со сменой формаций, потерей ориентиров, крушением нашей страны.
— Каким видите будущее журналистики? Есть ли шанс у печатных СМИ вернуть приоритет?
— Всякий раз, когда появлялось что-то новое, утверждалось, что старое непременно отомрёт. Когда появилось кино, сказали, что театр больше не жилец; когда возникло телевидение — пропели отходную кино; когда пришёл Интернет, провозгласили, что пришёл конец бумажным СМИ. Но проходит время, и всё приходит в некое равновесие. Конечно, появление Интернета — удар по печатным средствам массовой информации. С одной стороны, это вроде бы колоссальное подспорье для тех, кто в профессии, а с другой — это печальное понижение профессионального уровня, потому что виртуальным пространством завладели люди, которые и писать-то грамотно не умеют. Этого не должно быть. Пишущий человек должен излагать свои мысли грамотно и по-русски.
— Ещё студентом Вы были приглашены на телепередачу «Английский язык для вас», в которой участвовали на протяжении 11 лет. Что представлял собой проект?
— Представьте себе — заграница считала нас закрытым обществом, мы никуда не ездили, ничего не знали об окружающем мире и 24 часа в сутки трепетали от ужаса перед бесчеловечной тиранией властей. А между тем разница между нами — «закрытыми» и ними — «открытыми» была разительной. И не в их пользу!
Мне всегда было странно узнавать в своих первых знакомствах с молодыми сверстниками-американцами о вопиющих различиях в нашей ос­ведомлённости друг о друге. Для нас Марк Твен, Фенимор Купер, Джек Лондон или Эрнест Хемингуэй с детства были расхожими именами, а американцы представали неотёсанными ковбоями из пыльных прерий, как только речь заходила о русской или советской литературе. Классику они ещё кое-как узнавали по госдеповским семинарам-накачкам накануне встреч, но дальше был полный провал.
Вообразить, что на американском телевидении вдруг появится, как у нас, Учебный канал, где американских детишек будут обучать языку Толстого и Достоевского, Чехова и Бунина, невозможно в самом диковинном сне. А на Шаболовке, куда я вернулся через много лет после того, как я пришёл туда рабочим на склад декораций, существовали программы английского, немец­кого, французского, испанского языков. Я не говорю уже о прекрасных программах по литературе, по естественным предметам, которые ученику помогали элементарно учиться.
Что же такое была наша передача «Английский язык для вас»? Несколько лет назад я встречаю заместителя Маргариты Симоньян (гендиректора Russia Today), и он мне говорит: «Виктор Алексеевич, а ведь я Ваши английские передачи смотрел, и мы однажды – я был в 9 классе — приходили к вам в студию на открытый урок».
Детям и взрослым было интересно. Передача была занимательной для зрителей и очень весёлой для нас. Мы ставили небольшие сценки, скучных лекций у нас не было. Каждая передача представляла собой некий отрывок из классики, из «Моей прекрасной леди» например, или из «Оливера Твиста».
Всё это мы делали с любовью. У нас был режиссёр Игорь Мурский, сын знаменитой солистки Большого театра Барсовой, который священнодействовал в телестудии. Он подходил к каждой передаче так, как будто собирался ставить «Гамлета» с последующим обязательным выдвижением его на «Оскара».
— Несколько слов об ансамбле «Трио ЛИННИК»?
— Это больше относится к нашей семейной истории, потому что в семье все пели с детства. Обучала нас матушка. Сестра Мария и брат Дмитрий начинали с русских народных песен, затем наше трио стало петь в английском театре МГУ на филфаке.
На гастролях Росконцерта работали на эстраде с сегодняшними знаменитостями. Работали с Хазановым, Масляковым, Львом Лещенко, Женей Мартыновым, Валей Толкуновой. Группа «Машина времени» была нашим аккомпаниатором на третьей пластинке. Это была интересная часть нашей жизни и биографии.
— Работая в Нью-Йорке, Вы познакомились с Виктором Астафьевым. С какими ещё творческими личностями удалось завести знакомства?
— В Нью-Йорке все с нами, журналистами, хотели познакомиться. Во-первых, корреспондент «Правды» — это человек, у которого много связей среди американцев, причём в самых влиятельных кругах. Во-вторых, всем надо добраться до аэропорта, всем надо, чтобы их встретили в аэропорту, всем надо походить по барахолкам и магазинам, чтобы купить видеотехнику или что-то ещё. Ну, как обойтись без корреспондента с машиной?
С Виктором Петровичем я встретился на одном большом семинаре, который устраивали в Питтсбурге (Пенсильвания), куда американцы табунами приглашали наших соотечественников. Они всё время выпытывали, серьёзны ли наши намерения в перестройке. Поначалу терзались сомнениями: нет ли здесь коммунистической ловушки, заговора, попытки усыпить американскую бдительность.
Астафьев был в высшей степени обаятельный человек, с ним можно было легко сойтись и так же легко разругаться. Очень эмоциональный, резал правду-матку в лицо. Человек редкой притягательности и великого таланта, один из крупнейших писателей XX века на русском языке.
В Нью-Йорке я подружился с Михаилом Шемякиным, после возвращения в Россию мне посчастливилось близко сойтись с Валентином Распутиным, Василием Ливановым, Саввой Ямщиковым, Олегом Михайловым, Владими­ром Личутиным, Владимиром Крупиным.
Что же касается моих «симпатий» к диссидентам, то диссидентами у нас называли разных людей. Разница была в том, что одни диссиденты хотели уничтожения страны, а другие — её улучшения. Я общался со вторыми.