Валентина Сарычева. В мире прекрасного

Никифор Степанович Крылов (1802—1831)

Зимний пейзаж. Русская зима. 1827
Картина старины далёкой,
К тем временам возврата нет.
Зима, река, морозец строгий,
Сияющий от снега свет.

А за рекою лесок стройный,
И дальше поле вдалеке.
Две бабы разговор достойный
Ведут охотно у реки.

Одна бельё прополоскала
В холодной речке, ледяной.
Товарка с бабою застряла,
Беседа стала затяжной.

Другая женщина неспешно
По снегу за водой идёт,
Где полынья в реке прилежно
Давно пустые бадьи ждёт.

Фигуры женщин украшают
Картины зимней снежный вид.
И парень с лошадью гуляет,
Какой блестящий колорит.

Василий Андреевич ТРОПИНИН (1776—1857)

КРУЖЕВНИЦА. 1823
Что за прелесть кружевница
На меня бросает взор.
Шедевр тонкий живописца,
Точно вышитый узор.

Взгляд лукавых глаз пленяет,
В нём и нежность, доброта.
Тёплым светом озаряет,
Поражает простота.

Кисть художника приятна,
Ясен, чёток колорит.
Душа девушки понятна,
Всё покоем в ней звучит.

Портрет
А.В. ТРОПИНИНА, СЫНА ХУДОЖНИКА. 1818
Какой пленительный портрет
Художником оставлен.
В нём мягкость, нежность
милых черт
И дух любви прославлен.

Изящен мальчугана вид,
Кисть личико румянит.
В глазах мечтательность царит
И благородством манит.

ЖЕНЩИНА В ОКНЕ. («КАЗНАЧЕЙША»). 1841
Ах, красотка молодая
С любопытством смотрит вдаль.
Перед нами, как живая,
Украшает плечи шаль.
Глаза яркие чаруют,
Из окна они глядят,
Мысли светлые даруют,
Безупречен и наряд.
Живость женщины прельщает,
Янтарь бусинок блестит.
Колорит наш взгляд ласкает,
Тянет к сердцу, как магнит.

Василий Дмитриевич ПОЛЕНОВ (1844—1927)

НА ЛОДКЕ. АБРАМЦЕВО. 1880
Лодка скользит по глади пруда
Мимо кувшинок и камыша.
Нежностью светлой объята душа,
Кажутся взмахи весла без труда.

Радует глаз в картине вода,
Платья ушедших в прошлое дам.
Хочется мне оказаться вдруг там,
Счастье, что холст сохранил
те года.

Мягкий лиризм и тонкая грусть,
Мир и покой разлиты кругом.
Дышит прохладою лес, водоём,
Будто знаком мне сюжет
наизусть.

ДЕРЕВНЯ ТУРГЕНЕВО. 1885
Дома покосились и в ветхость
пришли,
Солома на крышах просела.
Деревья густые за ними вдали,
От солнца трава заржавела.
Мне с детства знаком
этот милый пейзаж,
Жила в той деревне давно я.
И скрылась она, словно быстрый
мираж,
Картина родимого края.

Она воскресила вдруг прошлое мне,
И старый ручей, и тропинки.
И мысль беззаботную наедине,
И утром на травах росинки.

МОСКОВСКИЙ ДВОРИК. 1878
Шедевр великий живописца
Мне душу тронул и пленил.
Москвы ушедшей летописца
Невольно взгляд остановил.

На заднем плане церкви, храмы,
Голубоватый особняк.
И здесь царят простые нравы,
В траве ромашки и сорняк.

Орёт взахлёб ребёнок малый,
Оставлен, брошен он детьми.
И покосился амбар старый,
Гуляют куры впереди.

И лошадь видно подустала,
Таща телегу уж не раз.
Для отдыха на травке стала,
Возницу ждёт с часу на час.

Спешит к колодцу с ведром баба,
Вода нужна ей позарез.
Клюёт зерно курица-ряба,
Дворовой жизни яркий срез.

Какая тонкость перехода
От неба и до крыш домов.
Художником здесь спета ода
Картине мирной милый кров.

БАБУШКИН САД. 1878
Пейзаж типичный настроенья,
Звучит напевом умиленья
К давно ушедшим временам,
К усадьбам старым и садам.

Почти разрушены ступени,
Здесь прошлого сокрыты тени.
Когда-то сад был молодой,
Теперь заросший и густой.
И стены тоже потускнели,
Бывало в этом доме пели.
Любили, ели, танцевали
И в грёзах мысли пребывали.

Здесь старость с молодостью
вместе
И ведает старушка вести
О днях вчерашних, дорогих,
О чувствах прошлых, молодых.

ОСЕНЬ ЗОЛОТАЯ. 1893
Осень золотая, листьев пёстрых
лес,
Сторона родная, ты полна чудес.
Светится тропинка и река Ока,
Дивному художнику очень дорога.

Голубой дугою выгнулась река,
В небе необъятном плывут облака.
Кистью живописной краски
на холсте,
Как стихами вытканы на простом
листе.

Рыженькая травка ковриком
лежит,
Музыкальным гимном живопись
звучит.
А в далёкой дали храм святой
стоит,
Край ты мой родимый –
сочный колорит.

Михаил Васильевич НЕСТЕРОВ (1862—1942)

ВИДЕНИЕ ОТРОКУ ВАРФОЛОМЕЮ.
1889—1890
Необозрим любимый край,
Равнины и холмы крутые.
Начало осени – не май,
Но васильки ещё живые.

Как хрупок облик паренька,
Святителя Руси Великой.
И эта прелесть уголка,
Родной земли неповторимой.

Величье церковки простой
В мир вносит умиротворенье.
Варфоломей стоит с душой
Пред иноком в большом смиренье.

И Ангел в образе монаха
Его рукой благословил.
И отрок Ангелу без страха
Своё желанье изложил.

Во исполнение желанья
Просфору отроку вручил.
Залог успехов в мире знанья
И святость в сердце заложил.

МОЛЧАНИЕ. 1903
Природа в умиротворенье,
Холмистый берег над рекой.
Застыло всё и нет движенья,
Одна лишь воля и покой.

И два челна, и два монаха
В уженье рыб погружены.
Челны стоят, не видно взмаха
Весла – здесь царство тишины.

Высокий берег порос лесом,
Белеет церковь у реки.
А наверху перед отвесом,
Там храм, где служат рыбаки.

И небо в розовом сиянье,
Нет суеты и шума нет.
И жизнь послушников в молчанье,
И волей выбранный обет.

ПОРТРЕТ Ольги Михайловны НЕСТЕРОВОЙ («АМАЗОНКА »). 1906
Пейзаж неброский украшает
Любимой дочери портрет.
Головку вбок она склоняет,
Изящен чёрный силуэт.

Как тонок стан её прелестный,
Фигура стянута в корсет.
Отец, художник всем известный,
Бордовый выделил берет.

И руки держат хлыст небрежно,
Взгляд амазонки смотрит вдаль.
И живописец так прилежно
Любую выписал деталь.
Илья Сергеевич ГЛАЗУНОВ (р. 1930)

ЛЕНИНГРАДСКАЯ ВЕСНА. 1955
Стены глухие и как монолит,
Небо чуть-чуть прояснилось.
В неге старушка на лавке сидит,
Солнцем лицо осветилось.

Дети играют рядышком с ней,
Смеются доброму утру.
Деревце тянется к солнцу смелей,
Все рады тёплому вёдру.

Сценка простая, но радость в душе,
Нежностью сердце питает.
И горькие годы в прошлом уже,
Надежда здесь обитает.

ГОЛГОФА. (Часть триптиха). 1983
В муках застыло сердце Христа,
Несёт тяжёлую ношу.
Голгофа выше и уж близка,
Кровь выступает сквозь кожу.

Железный  венец, крест на плечах,
В лице лишь кротость страданий.
Вселенская скорбь в синих очах,
Ждёт от людей покаяний.

Страдает Христос, как человек,
Хоть Божество неземное.
В боли и Русь который уж век,
Уйдёт ли время лихое?

ОДИНОЧЕСТВО. 1963
Невыносимо длинный путь
И лестница так бесконечна.
Бредёт усталый человек,
Жизнь его точно не беспечна.

Среди нагромождений зла
Идёт заснеженной дорогой.
Крутым подъёмом вверх, вперёд,
Душа окутана тревогой.

И злому ветру вопреки
Упорный путник не сдаётся.
Зажала жизнь его в тиски,
Но воля им самим куется.

Так, мрачный серый колорит
Дрожь в сердце явно поселяет.
Подъёмом путник нам твердит,
Луч солнца снова воссияет.