Комментариев пока нет
Рубрика: Без рубрики
19.04.2019
Удвительный музей РКК «Энергия»
Кслову, так же хитро подана информация о ядерных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки в современных японских школьных учебниках, которая, как и почти вся остальная информация в мире, тоже тщательно «фильтруется» и «выверяется» в подаче очень серьезными специалистами, работающими за свои 30 сребреников на «закулисье». После рассказа о разгроме Советской армией Квантунской группировки следует абзац, в котором говорится о ядерном ударе по двум японским городам безо всякого упоминания при этом об американцах! Для тех, кто думает, что подобные примитивные методы не работают, приведу только один факт: сегодня более половины молодых японцев абсолютно уверены, что атомные бомбы на них сбросил… Советский Союз!
Личные вещи Королёва, спускаемый аппарат Гагарина, остатки космического корабля, участвовавшего в знаменитом проекте «Союз-Апполон» — за полувековую историю отечественной космонавтики на Земле накопилось немало вещей и предметов, прикосновение к которым способно вызвать искреннее чувство благоговейного уважения. Появление подобных раритетов где-нибудь на аукционе «Сотбис» произвело бы настоящий фурор.
Все эти редчайшие экспонаты собраны в уникальном, некогда сверхсекретном Музее трудовой славы, находящемся на территории Ракетно-космической корпорации «Энергия». Именно на нём работал сам Сергей Павлович Королёв.
Только с 1996 года экспозиция, которую часто не могли видеть даже сотрудники предприятия, проработавшие на нём десятилетия, стала открытой для посетителей.
В первом зале музея располагается личный рабочий стол Сергея Павловича. Рядом — огромные, в человеческий рост часы, которые конструктор особенно любил. И массивный стол из мореного дуба, и похожие на шкаф часы были трофеями, вывезенные Королёвым из Германии, куда после капитуляции нацистов он выезжал с секретной миссией — собирать материалы о немецких ракетных разработках.
На самом столе стоят правительственная «вертушка» с неизменным строгим государственным гербом СССР на диске, лампа с зелёным абажуром (такие выпускали в далеких 50-х); рядом лежит личная записная книжка конструктора, мраморная пепельница. Сам Сергей Павлович не выкурил за свою жизнь и трех папирос, но без ограничений позволял подчиненным «дымить» в своем присутствии. После очередного совещания дым в кабинете некурящего Королёва обычно стоял коромыслом.
На том же столе лежит ещё один интересный экспонат – связка ключей. На одном из них, по просьбе Королева, вырезали засечки. Чтобы не отвлекать мысли на подобные пустяки, он ещё в коридоре, подходя к своему кабинету, заранее пальцами нащупывал в кармане нужный ключ.
Рядом в книжном шкафу находится коробка с электробритвой. На ней размашистым королевским почерком выведено: «Бритва испорчена. IX 1960 г.» Как и в случае с ключами, Королёв сделал «зарубку» на память, чтобы в будущем не прикасаться к неисправному бытовому прибору, экономя тем самым время и нервы.
и «блеске ума» русских
Был курьезный эпизод с посетителями музея, о котором рассказывала прежний экскурсовод. Побывавшие однажды в нём японские экскурсанты по простоте душевной поинтересовались, а где же… компьютер, которым пользовался гениальный конструктор ракетной техники? Гид без слов указала им на обычную логарифмическую линейку: она во всех ситуациях с успехом заменяла Сергею Павловичу любую ЭВМ, эра которых, к слову сказать, в то время ещё только начиналась, о чём те самые японцы, не мыслящие своей жизни без электроники, не удосужились даже вспомнить. Для них «компы» существовали как будто всегда!
Уместно здесь вспомнить слова когда-то работавшего под руководством Королёва академика Бориса Викторовича Раушенбаха, сказанные им в одном из интервью: «Когда настало время очных встреч и обмена информацией между специалистами из разных стран, мне неоднократно доводилось выслушивать самые восторженные отзывы и отвечать на недоумённые вопросы: как это было возможно? Действительно, как при плохой элементной базе, с тяжёлыми, капризными датчиками, очень невысоким качеством электроники, в условиях экономической блокады (запрет КОКОМа на импорт передовых технологий и технической продукции) мы не только умудрялись на равных конкурировать с американцами, но ещё, вплоть до 1969 года и высадки Армстронга и Олдрина на Луну (что, кстати, сегодня многим представляется сценической афёрой, снятой Стэнли Кубриком по голливудским технологиям – А.Ч.), неизменно оказываться на шаг впереди в достижениях по освоению космического пространства?
Ответ простой: наследственное техническое отставание мы с успехом компенсировали «блеском ума», совершенством и изяществом математических алгоритмов управления и моделей, которые парадоксальным образом приводили к поразительно простым конструктивным решениям… У американцев, как известно, по этому поводу голова никогда не болела – у них все было добротно, классически правильно и, как правило, неизящно и запоздало».
В том же зале повсюду на стендах располагаются пожелтевшие подлинники документов, чертежей, автографов, сделанных рукой конструктора. Везде фотографии, модели ракет и спутников, некогда воплощенных в несоизмеримо больших масштабах, благодаря дерзкой мысли крутолобого гения.
После Королёвского зала посетители попадают в небольшую картинную галерею. Портреты Циолковского, Королёва, Курчатова талантливо написаны Львом Марковичем Кадушиным – старым художником, который работал в музее со дня его основания. На одном из портретов конструктора живописцу, по мнению знавших Генерального лично, особенно точно удалось «схватить» очень характерный для Сергея Павловича жест – тот, которым Королев в гневе посылал в те необозримые дали, куда телят не гонял даже бедово-памятный Макар.
По поводу этого жеста говорил тот же Раушенбах: «Помню эпизод. Заседает комиссия, человек двадцать, все из разных ведомств. Спорят. И вдруг Королёв показывает на меня пальцем и грозным, злым тоном говорит: «Вот человек, который всегда нам мешает. Критикует наши решения. Предсказывает всякие неприятности: это, мол, не получится, это откажет. Просто никаких сил нет с ним работать!» Я сижу, не знаю, куда деваться. Все смотрят с осуждением: вот негодяй какой – мешает Королеву работать!.. А Королев выдерживает паузу, снимает с лица гневное выражение и совсем другим, почти нежным голосом добавляет: «И, представьте, всегда оказывается прав. Если уж сказал, что не будет работать, обязательно это устройство отказывает…» Ну, а я на этом совещании нечто в подобном роде и утверждал. И согласились, в конце концов, со мной, наверное, не столько под влиянием моих аргументов, сколько под влиянием разыгранного Королёвым спектакля – был он великий мастер и на такие номера…»
Но вот, наконец, главная «изюминка» музея – некогда суперсекретный демонстрационный зал. В приснопамятные времена допуск сюда имели лица только самого высокого «градуса посвящения». Здесь собраны экспонаты, аналогов которым в мире просто нет. Вдоль огромного помещения, высотою с многоэтажный дом, как в гавани на вечном приколе, стоят обгорелые, будто спустившиеся не с высоких космических сфер, а поднявшиеся из глубин преисподней, аппараты первых космонавтов.
Вот — обугленный «батискаф» Гагарина. Его поверхность испытала температуру в 3500 градусов по Цельсию. Во время спуска, видя бешено ревущие за стеклом иллюминатора дикие огненные всполохи, первый космонавт, морально не готовый к такой встрече с атмосферой родной Земли, было решил, что это – конец!
Следом за гагаринским стоит спускаемый аппарат Терешковой, и тут же – фрагменты катапультного кресла её корабля. Неподалеку возвышается «Восход-2» с уходящей к потолку шлюзовой камерой, через которую впервые в мире в открытый Космос выходил Леонов. Его скорость движения на орбите в тот момент составляла 28 000 км/час. Естественно, сам он этого не замечал. Однако обратно в шлюз космонавт заполз буквально на последнем дыхании. В открытом околоземном пространстве пульс Леонова взвинтился до 140—160 ударов при 31 вдохе-выдохе в минуту: никто не ожидал, что скафандр первопроходца от перепада температур раздует до такой степени, что он не сможет влезть обратно в камеру. Пот, застилая глаза, лил ручьём так, что при приземлении влага всё ещё хлюпала в ногах комбинезона.
Следующим в этой величественной когорте ветеранов стоит «Союз-3» космонавта Берегового. На его аналоге «Союзе-1» трагически оборвалась жизнь Комарова. На корабле такого же типа погибли Волков, Добровольский и Пацаев. У последних из-за неисправности одного-единственного клапана в самых верхних слоях атмосферы от перегрузки вырвало люк. Внешний вакуум высосал воздух из спускаемого аппарата одним хлопком…
Однако Космос – это и вкус победы. Надпись, сделанная космонавтами на обугленном борту «сферы» сразу после приземления: «Спасибо! Леонов. Кубасов. 21.7.75» – последний оптимистичный штрих к успешно завершенному полету по программе «Союз-Апполон».
Вдоль могучих сфер спускаемых аппаратов стоят экспозиционные витрины с образцами продуктов питания космонавтов, уникальным космическим инструментарием. До 2003 года в павильоне был выставлен натуральной величины макет орбитальной станции «Салют». Сегодня вместо демонтированного «Салюта» в зале установлен фрагмент станции «Мир».
Незабываемые эмоции получите, втиснувшись в спускаемый аппарат «Союза Т-3», на котором возвращались на землю Кизим, Макаров и Стрекалов.
Эмоции от посещения этого музея лучше всего передают записи, оставленные в «Книге отзывов» — на русском, английском, немецком, французском, японском, китайском и других языках. Побывавшие здесь композитор А. Пахмутова и поэт Н. Добронравов, авторы песни-талисмана всех космонавтов «Надежда», оставили такие слова: «Истинное потрясение испытали мы в вашем музее. Мы словно бы прикоснулись к великой Истории Великой Страны…Впечатление огромное!»
Алексей ЧЕВЕРДА.
Комментарии:
Статьи по теме:
Открытое письмо Александра Руцкого
Президенту Российской Федерации Путину В.В. Депутатам Государственной Думы Федерального Собрани...
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий