Толстой, или Осколки зеркала

Павел Басинский написал очередную книгу о Толстом. Почему очередную? Толстовская нива для Басинского оказалась необычайно плодотворной. Сначала «Лев Толстой: бегство из рая», потом «Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды», потом «Лев в тени Льва. История любви и ненависти». Ну а дальше…
Новоявленный толстововед Басинский, по его признанию: «решил написать короткое и, насколько это возможно, внятное изложение произведения под названием «Лев Толстой».
Толстой как — «произведение», — подход неожиданный и даже несколько кокетливый. Хотя почему бы нет? Ведь был же Толстой объявлен одним из основоположников «марлена» «зеркалом русской революции». А ещё можно было бы обозначить Толстого как «модель для сборки в игре в классики» (это уже по Кортасару).

Басинский, опять же по его признанию, в результате написания первых трёх книг пришёл к пониманию того, «что биографию Толстого нельзя писать просто как цепь жизненных событий и анализ художественных произведений, как пишутся обычные писательские биографии».
Тем более что у автора новой биографии Льва Толстого были великие предшественники (Викентий Вересаев — «Живая жизнь», Виктор Шкловский — «Лев Толстой»), а уж мемуаристов, окружавших классика, просто не счесть.
А потому Басинский превратил «глыбу-человечище» Толстого в «произведение». Тут тебе и доктор Джекилл и мистер Хайд. Тут и божественное и дьявольское. Замысел Басинского достоин вершин психоанализа Зигмунда Фрейда.
Всё чётко разложено на кушетке психоаналитика. И раннее сиротство, и поиски своей самости, и бретёрство (почти по Долохову) и недолгая воинская стезя: карьеры на этом поприще Толстой не сделал, но триумфально вломился в русскую литературу с «Севастопольскими рассказами».
Играл в карты, проигрывался. Как результат — за аванс от издателя Каткова — создал замечательную кавказскую повесть «Казаки».
Но не станем продолжать «цепь жизненных событий и анализ художественных произведений», тем более что Басинский создал совершенно не линейную биографию классика. Большую часть своей книги он посвятил толстовским сомнениям и смятениям. Вторая половина книга едва ли не шекспировская трагедия о короле Лире. Мрачновато как-то и темновато.
Но таков авторский замысел. Кто-то и по сей день восхищается книгой Шкловского, а кто-то аплодирует Басинскому.
Что тут скажешь — жизнеописание великого писателя у Басинского получилось более чем оригинальным. Только если отталкиваться от ленинской дефиниции Толстого как «зеркала», Павел Басинский это самое зеркало разбил и создал из осколков стробоскопический шар. «Жесть», — скажет молодой читатель. А старый — прослезится от обиды за «зеркало».
И последнее. В названии «жэзээловской» книги автор добавил к имени писателя эпитет «свободный человек».
И вот тут можно спорить до хрипоты о «свободе» Толстого. Потому что истинно свободные люди остаются таковыми в любых обстоятельствах, даже в узилище. Они не удирают, в то время как умиравший на железнодорожной станции Астапово старик часто бормотал «Удирать! Удирать!».
«Давно завидная мечтается мне доля — / Давно, усталый раб, замыслил я побег». Это по Пушкину.
«Свободен! Свободен! Наконец-то свободен!» Это надпись на могиле Мартина Лютера Кинга.
Могила Льва Толстого в Ясной Поляне свободна от каких-либо эпитафий и креста. СВОБОДНА!

Виктор ПРИТУЛА.