С высоты прожитых лет. Н.И. Рыжкову – 90!

Что такое управление? Бог дал человеку талант управлять? Или управлять может любой? Сейчас любят перевирать Ленина с кухаркой и так далее. Чепуха это всё. Это чтобы лягнуть кого-то, ударить. Я считаю, что умение управлять — это тоже талант. Не думаю, что любой сможет управлять, нет. Если не дано, то не дано… Вон сколько у нас замечательных учёных. Лаборатории они создают, а попросишь их стать руководителями, ответят: да ну вас, ей-Богу, я и близко не подойду! Это — талант. <…> Тэтчер права, уход от власти — процесс болезненный. Было много друзей — и вдруг их стало мало. Телефон беспрерывно звонил — и вдруг звонков почти не слышно. Много чего можно перечислять… Сказать, что власть наркотик, это, пожалуй, слишком. Но то, что власть оставляет в психике след, который не сразу выветривается, — это определённо. И некоторое время находишься под каким-то наркотическим эффектом.

 

Моё поколение уцелело, оказалось не выбито войной. Воевать пошёл 1926-й год. А я 1929-го года. Если бы война продлилась, то и я бы попал в эту мясорубку. Война очень сильно выкосила 1923—1925-й годы.
Мы только потом стали понимать, что нам выпало. В техникум я в 1946-м году пошёл. Нас не трогали с призывом в армию, дали возможность окончить. А ребята 26-го года, которых призвали, сапоги таскали до 1951 года — представляете?! А мы в это время учились! Ясно, что это специально было сделано. Задержали в армии тех ребят, а нам дали возможность доучиться, потому что специалистов выкосило. Поэтому тяжесть послевоенного восстановления и развития страны легла на плечи моего поколения.

 

Страна — это живой организм. Ведь это, как мы с вами, — сначала дети, молодые, потом зрелые, седые, старые. Точно так же, на мой взгляд, происходит и с государством, только, конечно, в несравнимых масштабах, ибо государство живёт по логике общественных законов. Я далёк от мысли, которую когда-то высказывал Ленин, что государство отомрёт. Это всё чепуха. Государство есть, было и будет, потому что нужно решать вопросы жизнеобеспечения нации. Но государство, безусловно, нужно совершенствовать, развивать.

 

Я спрашиваю себя: а люди в 1989—1991 гг. были нормальными? Если сегодня взглянуть на то, что они делали и говорили в те годы, даже не верится, что это возможно, что это люди делали. Некоторые живы до сих пор, но они сегодня другие, они по-другому мыслят, пишут и говорят. Я спрашиваю: что же с ними тогда происходило? <…> Я не отношусь к тем людям, которые считают, что нас разводили извне. Да, нас валили очень крепко, Европа, особенно американцы, были против нас после окончания мировой войны и с началом холодной войны. <…> Они, конечно, действовали, вопроса нет. Особенно во второй части перестройки — в 1988—1991 гг. Запад, конечно, работал, влиял через интеллигенцию, учёных. Влияние было, но второе — это наше! Нельзя сказать, что они разрушили. Мы вместе разрушили. Они нас разрушали. Но и мы, как говорится, поработали очень крепко. <…> Я много об этом думал. Мы переступили какую-то грань. Я вырос в рабочей семье, когда все были бедные, все жили одинаково, что в одежде, что на столе. Какое-то перерождение началось сверху.

Ещё со времён Древней Греции и Рима каждое последующее поколение упрекали в том, что оно хуже предыдущего…
А я оптимист. Я не верю, что это поколение потеряно. Беда в том, что мы его толкаем не туда, куда надо. Как могут СМИ день и ночь показывать всё то, что развращает?! Я с горечью говорю обо всём этом. Но почему-то верю, что это всё минует, пройдёт.
Почему государство позволяет вот так заниматься воспитанием людей, молодёжи?!
Я был комсомолец, как и вы. Часто спрашиваю себя: что, разве государство не могло в те годы построить плотину или доменную печь без комсомола? Да чепуха это, конечно могли. Но правильно делали, что направляли туда энергию комсомола. Ехали «за туманом и за запахом тайги». Я ведь и на Урал за этим приехал. Это была политика: привлечь людей к делу, чтобы они БАМ строили, плотины возводили, доменные печи сооружали. Можно было это и без них делать. Но надо было делать именно так! Сегодня видны проблески: задумали возродить студенческие отряды. Но этого мало. Конечно, никто не будет восстанавливать комсомол. Но почему не создать в стране какие-то молодёжные организации?
Раньше я часто бывал за рубежом. В Югославии посетил музей, созданный там после Гражданской войны эмигрантами из России. Для русской молодёжи они создавали лагеря бойскаутов, занимались там воспитанием. На чужбине беженцы этим делом занимались! А почему мы у себя на Родине не создадим подобие комсомольской организации? Пусть занимаются спортом, другими делами. От подворотни надо отвлечь, чтобы они не шли туда ширяться наркотиками.
Нас не надо воспитывать, мы доживём свой век такими, как есть. С пацанвой надо что-то делать! Мы на всё находим деньги, а вот на то, чтобы создать систему воспитания молодёжи, увлечь её — на это нас нет. Ведь молодёжь можно только увлечь, заставить её из-под палки нельзя, она найдёт противоядие или начнёт заниматься бандитизмом или пьянством. <…> Возьмите армию. Уж при «табуреточнике» как только армию ни клевали! Ниже плинтуса опустили. Никто туда не желал идти — сплошная нищета там. Прошло несколько лет, и взгляните сейчас — обстановка совершенно другая. Видел по телевизору лётное училище в Краснодаре — девочки учатся на военных лётчиц. Красивая форма, хорошо одетые, воспитанные. Совершенно другая обстановка в армии. <…> И совершенно иной климат, отношение людей к армии стало другим. Так почему мы в другом месте не можем сделать то же самое?

 

Я всегда считал, что громкие процессы должны заканчиваться громкими приговорами. Но Васильева и «табуреточники» показали, что бывает и по-другому. Какая шумиха была, какая волна народного гнева! Потом показалось, что всё стихло. И вот сейчас вновь забурлило. Я, честно говоря, не знаю, что это — начало очищения или это «башни бодаются»? Мы же не настолько наивные люди! Объявляют, что глава клана Арашуковых «дёрнул» за эти годы тридцать миллиардов рублей. Это же с ума можно сойти — бюджет маленькой области! А кто рядом был? Он что — в безвоздушном пространстве орудовал? Мешок взял и понёс? Там же люди были. Один мой ставропольский знакомый признался: «Николай Иванович, мы знали, что у нас творили такое!». — «И что же?!» — «Их большое начальство поддерживало». Вот и всё. Поэтому всё может быть.

 

Я думаю, людям надо сказать, что, несмотря на все невзгоды, которые обрушились на нас, всё-таки нельзя терять надежды. Ни в коем случае! Я абсолютно убеждён, что придёт время, и моральные ценности будут востребованы. Не может быть иначе. Отсутствие национальной идеи — наша ошибка. Разве жить надо только для живота? Ну какое общество живёт только животом? Если так, то оно просто примитивное. Тогда всякая шваль будет процветать…
Общество должно иметь национальную идею, которую мы так и не можем сформулировать! Так испугались коммунизма, что решили — не может быть какой-то единой цели. Мы говорим не о политической идеологии, а о национальной идее. Это разные вещи. Национальная идея должна объединить все основные политические силы.
Я этим занимался в своё время. Есть данные о ведущих 30 стран мира. Из них только одна страна не имеет национальной идеи — это мы.
До 1917 года было уваровское – «самодержавие, православие, народность». Идея в советское время — «Даёшь социализм!» Пусть это утопия, но это было целью. И для этого воспитывали людей, сами воспитывались. А что сегодня?! Ну, хорошо, не нравится «Даёшь социализм!». Тогда почему не напишете: «Даёшь капитализм»? Почему ни одного лозунга нет!
Потому что народ не поддержит, в этом всё дело. Ты найди национальную идею, чтобы её народ поддержал. Национальная идея, как правило, — три слова, больше не надо. Я для национальной идеи одно слово точно бы взял — «справедливость»! Сегодня это вопрос номер один. Что это за общество, в котором нет справедливости? Один — сверхбогач, а двадцать миллионов — сверхбедных. Разве это годится?
Считается, что если децильный коэффициент (разрыв между 10 процентами богатых и 10 бедных) зашкаливает за 10 процентов, жди неприятностей. У нас официально 16 процентов, а на самом деле больше, едва ли не 20 с лишним. А если взять только Москву, то и все 50. Я верю, что наступят нормальные времена, но для этого надо работать.
Надо иметь национальную идею, задачу на 20—30 лет вперёд!