Неспетые песни улетают…

Всё проходит и всё остаётся,

Отчего индевеют виски.

Вл. Соколов

«Раскрой душу, сердце, освободись, и тогда Шопен зазвучит», – так умоляющим шёпотом убеждала меня любимая учительница музыки Елена Сергеевна Надеждина. А уж ей ли не знать? Она была дочерью замечательного пианиста Сергея Надеждина, стипендиата П.И. Чайковского.

Я старалась, вкладывала всю душу в исполнение чудесного вальса №7. Не получалось. Елена Сергеевна огорчалась, а огорчить её для меня было так же тяжело, как огорчить родителей.

Однажды, держа в руках письмо Чайковского к её отцу, она сказала: «Подождём немного, тебе непременно встретится человек, с которым ты почувствуешь себя окрылённой, и тогда наш любимый Шопен зазвучит по-настоящему». Я стала ждать исполнения её слов. Правда, мне и самой мечталась встреча: чтобы сразу увидеть в толпе средь обычных — необычайной. И каждый день такой невстречи казался мне потерянным и бесцветным. Тогда казалось, что всякие бытовые мелочи и рутинные дела отвлекают от главного взгляда вперед, цели. Но реальная жизнь заставляла, а порой и привлекала и увлекала. Конечно, увлекала учёба. Я училась в двух школах — музыкальной и общеобразовательной №602. Жители нашего Тимирязевского района называли её «602-й женский монастырь». И это неслучайно. Мы были очень скромны, в нас воспитывали высокое чувство долга, пионерские и комсомольские качества и совершенно забывали о ценности девичьей привлекательности, изяществе манер и умении общаться с мальчиками (раздельное обучение). В основном эту сторону жизни мы постигали интуитивно и при помощи нашей прекрасной классической литературы. Девочкам совершенно не было присуще кокетство, ощущение своей женственности, словом, женская самооценка была очень низка. А заниженная самооценка, пожалуй, хуже, чем завышенная. Плохую службу это сослужило многим из нас в дальнейшей жизни. Да и не только в дальнейшем, но и в те самые годы, когда мы скромные, как тургеневские девушки, но совсем не такие изящные и благовоспитанные, готовились к первому балу.

Да, у нас были балы! «Женский 602-й монастырь» дружил с мужской школой №212. У них был большой зал, и нас приглашали на показательный бал в мужскую школу.

Несмотря на «дружбу параллельных школ», знакомых мальчиков у нас было мало и, честно говоря, они не очень интересовали наш «602-й монастырь» — нас интересовали артисты из ЦДТ (Центрального детского театра), который шефствовал над нашей школой.

Театр и каток — вот самые яркие, отрадные воспоминания нашей юности.

На катке всё звенело, неслось и кружилось. Иногда случалось необыкновенное: стремительно, как будто с далекого неба легким облаком слетал бесстрашный мальчик, милый сероглазый смельчак, летящая звезда из 212-й школы. Он кружился на льду, мчался через весь каток, иногда приближался к нам, замершим в восторге. Мне казалось, что он приглашает меня лететь в своё кружение-полёт.

Но я плохо каталась на коньках, никогда не решилась бы выйти с ним на лёд. Я закрывала глаза и представляла себе, что на балу в их школе будет по-другому: он, я была уверена, первым выйдет из толпы мальчишек, быстрее всех подойдёт ко мне и протянет руку.

Как редко сбываются такие мечты… Но случилось именно так: из толпы мальчишек вышел волевой человек, стройный, с романтически красивым светлым лицом и как бы совсем незнакомый. Но это был Он. Решительно подошёл ко мне и шутливо-торжественно сказал: «Я — Владислав Волков», — улыбнулся глазами и прошептал: «Ты — Маечка, я знаю, а я Владик». Я сразу как бы включившись в игру, церемонно ответила: «А я Марианна». «Мы будем сегодня первой парой», — весело, но повелительно сказал он. И я сразу за ним пошла — с полувзгляда и полуслова.

Традиционным повествованием трудно передать энергию звуков, оттенков света и дыхания, ожидания, в которое будто погрузился бальный зал. Моя мучительная зажатость, скованность вдруг улетели вместе с музыкой.

Прозвучал зов неведомого и нездешнего. Он протянул руку, пальцы наши сплелись как ветки родных деревьев. Мы закружились, догоняя музыку. Мы летали долго, счастливо. «Окрылённость» — промелькнуло вещее слово Елены Сергеевны. И зазвучал другой любимый вальс Шопена, который я буду теперь играть по-другому.

Мы бросились в этот вальс, как в омут с головой, а когда вынырнули, я долго не могла прийти в себя. Плохо помню, как завершился бал. Я всё ещё чувствовала себя окрылённой. Но мы уже прощались. Он грустно сказал: «Ты мне только протянула руку». Да, рука моя была холодной, не было слов, но всем существом я ощущала тепло его горячих, сильных рук.

Сколько утекло с тех пор воды…

И опять под зимним ветром стынет

Снежная, холодная пустыня.

Как найти в ней старые следы?

Следы… Шёпот памяти: вечерами он бродит под окнами. Он поступил в МАИ. Я закончила филфак МГУ. Юность закончилась. Умерла Елена Сергеевна. Муж-дипломат надолго увез меня в Каир. И не было меня в Москве, когда случилась эта трагедия.

Нет, не хочу заглядывать в далёкое прошлое. Жив в памяти тот чудесный вальс. И будет жива вечная светлая память, и не утихнет горе утраты.

Я никогда не хожу по улице Космонавта Волкова. Никогда не подхожу к месту захоронения космонавтов в Кремлевской стене. Я знаю: он улетел.

Неспетые песни улетают…

Марианна РОГОВСКАЯ-СОКОЛОВА.