Премия б. Корнилова

«Я буду жить до старости, до славы…» — оптимистическая строка­предсказание советского поэта и общественного деятеля­комсомольца, автора стихов знаменитой «Песни о встречном», (именно так, дословно, указано в современной Википедии) сбылась лишь наполовину.
Его прижизненная слава мало чем, включая скандальность, уступала славе Есенина – разве только позднейшей легендарности, но погиб он, по официальной версии, 21 ноября 1938 года в подвалах НКВД, едва успев разменять третий десяток.

В любой стране поэт его таланта был бы навсегда увенчан лаврами и запечатлен в бронзе и мраморе. Стихи уровня «Охоты», «Качки на Каспийском море», «Деда» и многих других были бы навечно вписаны в антологии шедевров национальной поэзии. В любой стране, кроме России, поэтов которой, как отмечал ещё В. Кюхельбекер, судьба казнит тяжелее всех. Исключение составляет разве что его «Песня о встречном» — гимн поколения ранней эпохи индустриализации. Написанная на гениально простую музыку сложнейшего композитора ХХ века — Дмитрия Шостаковича, песня эта по политическим, а вовсе не поэтическим причинам на много лет лишилась авторства слов.
В августе 1934­го на съезде писателей Бориса Корнилова объявляют надеждой советской лирики, а в 1936 году его исключают из Союза, и вскоре его бывшая первая жена — поэтесса Ольга Берггольц напишет в дневнике: «Борька арестован. Арестован за жизнь…». А далее — всё, как у всех, попавших под каток репрессий…
23 ноября в конференц­зале Питерской Российской национальной библиотеки в 6­й раз подряд соберутся те, кто уже не мыслит свою сопричастность с Родиной без стихов Бориса Корнилова. Соберутся лучшие поэты, писатели и литературоведы России, чтобы услышать имена тех, кто в год 75­летия гибели поэта стал обладателем одной из главных наград культуры России – «Независимой литературной премии «На встречу дня!» им. Бориса КОРНИЛОВА», учреждённой президентом литературного фонда «Дорога жизни», поэтом Дмитрием Мизгулиным.
И вновь в заполненном до отказа зале наступит минута молчания, и вновь ответственный секретарь жюри премии, поэт Андрей Шацков будет читать свой «Плач по российским поэтам», а потом вместе с Д. Мизгулиным наградит серебряными «Корниловскими» медалями лауреатов 2013 года, которыми стали: Марина КУДИМОВА (Москва), Владимир ШЕМШУЧЕНКО (Санкт­Петербург), Аршак ТЕР­МАРКАРЬЯН (Москва), Владимир РЕШЕТНИКОВ (п. Сухобезводное, Нижегородской обл.), Мария ИНГЕ­ВЕЧТОМОВА (Санкт­Петербург), Роман КРУГЛОВ (Санкт­Петербург), Адам ГЛОБУС (Минск), Юрий ПЕРМИНОВ (Минск) и творческая группа в составе: Ирина КОРНИЛОВА­БАСОВА (Париж), Наталия СОКОЛОВСКАЯ (Санкт­Петербург), Наталья ПРОЗОРОВА (Санкт­Петербург), Алла ЧИКИЧЁВА (Санкт­Петербург).

Тридцатые…
Серебряный век миновал, в воздухе… не веяло, а сквозило вполне ощутимым деловитым социализмом с наганом в кармане кожаного пальто… Разруха и хаос послереволюционных лет сменялись бодрой определенностью социалистического реализма, воспринимавшегося как директива. Не всеми, но — не в одной заметке обо всех. Поэзия того времени — это много имён.
Что ещё не сказано о Корнилове? Ни к чему гиды по корниловской поэзии. Интрига жизни Бориса Корнилова вполне представлена публике, желающей знать. После внимания последних лет к творчеству сменовца­семёновца нет нужды руководить в деле чтения, и тем более почтения Корнилова. Может быть, время Корнилова… Действующие лица той поры, само время — всё это богатство только затронуто и неизвестно, ведь только что казалось: оно было недавно — и уже так далеко от нас…
Кто из писателей того времени не побывал у Саянова на проспекте 25­го Октября, 1, а после — на Фонтанке, 7 в Помпейском зале по воскресеньям? Елена Рывина, Александр Гитович, Борис Лихарев, Александр Решетов, Юрий Инге и Борис Корнилов, конечно, туда заходили и Николай Тихонов, и Михаил Светлов, и даже Маяковский, они все были знакомы. Здесь, в Доме печати, обитали и «Резец», и филоновцы, и обериуты. Это была «весна республики»…
Творчество названных и многих других — составляющая литпроцесса 30­х, по крайней мере, какой­то его части, большей. Как и Юрий Инге, Борис Корнилов от чего­то бежал. Был он младше Инге и прожил меньше. Жизнь обоих оборвалась насильственно. Один подорвался на мине вместе с ледоколом в Балтийском море в августе 41­го, другой попал в лагерь, в руки тройки, расстреливавшей на месте. У обоих могилы условные – море и пустошь.

Среда
Перелистываем ежедневник послереволюционной эпохи. Комсомольская молодость, рутина, творческое решение задач времени, Маяковский и его влияние на поэтическое становление молодых поэтов молодой республики – понятия и вехи нашего разговора о том времени. Лирика, сатира, лексика новой жизни, «обёрточная бумага слова для мысли». Анархия и разрушение, девиз «передовой» молодежи начала прошлого века не мог сопутствовать сложному вдумчивому творчеству. Время определило быстрое писание, хотя и вымученное — новое — время — рождается хотя и быстро, но в муках.

Время
Торжественное великодержавное зрелище советской литературы спотыкается о поэтические находки и посконно прямую прозу стихов Корнилова. Пример. Стихотворение 32­го года «Сыновья своего отца» вообще­то просто страшное, особенно для того времени. Это теперь мы привыкли не церемониться с памятью, с авторитетами, с чистым. Святого не осталось. Не трогает за живое, рука не дрожит, ворошим что хотим. Может, и тогда казалось обыденным написать со сказочным зачином стишок об убийстве сына кулака, покушавшегося в грозовую ночь на председателя колхоза, небось, обижавшего кулацкую семью, завершая вердиктом «что значит, приговор нашей страны // уже приведен в исполненье». Вот она, обстановка, реальность той поры – газеты были полны этими приметами времени. Эти слова легко – так кажется – написаны поэтом. И как страшно звучит название – «Сыновья своего отца»… Хоть речь идёт о трёх стихотворных сыновьях, думается и о другом отце. А правда, все ли они были тогда сыновья своего отца народов? Ведь массовое помешательство обрастает нормальностью и становится таковым, тем более что является оно официальной идеологией, устоять сложно. А если улыбаться, станет и правда весело...
Нэп кончился романтическим революционным духом всеобщего счастья. Мифообразующей бациллой счастья.

Люди
В 1930­м, все тридцатые — писатели ездили по стране. Рабселькоры и буксиры, писательские бригады в помощь отстающим заводам. Но тут немного другое. Двадцатидвухлетние Корнилов и Левоневский взяли себе творческую командировку в Баку. Молодые и беззаботные, они сели в поезд, отвозивший их воспевать и правда горячие и бодрые будни нефтяников промыслов Биби­Эйбата. Все торопятся — «Время, вперёд», в ушах звучит маяковское «Клячу истории загоним» и тезис древних «Задуманное — выполнено». Пиджачок «чарльстон» и желтые ботинки на каучуковой подошве с барахолки на Обводном символизируют новый этап жизни Бориса.
Из Баку Корнилов привёз цикл стихов «Апшеронский полуостров», посвятив несколько стихотворений своему другу и попутчику, сменовскому соратнику Левоневскому. Стихи эти Корнилов написал частично тут же, в гостинице в Баку, частью — на теплоходе в Каспийском море, потом в Семёнове и в Ленинграде.
Таких ярких бытовых подробностей о Юрии Инге, отправившемся за впечатлениями на Каму, история нам не оставила. Но мы знаем, что он тоже с Камы привёз стихи. Вся пишущая братия ездила и писала.
Даже кумир тех лет, на расстоянии почитаемый всеми, Пастернак, и тот ехал. Маяковский тоже ездил. Совсем недавно, два месяца назад, в апреле 30­го, ездили на печальные похороны «горлана, главаря» в Москву.

После
Наша жизнь перестала быть попыткой бессмертия. Она стала похожа на выживание. Не потому, что мы только зарабатываем презренный металл. Мы словно оправдываемся перед недавним временем, что разрешили ему так измениться нынче. Мы с трудом терпим происходящее в материальной части нашей жизни, а в полной взаимосвязи этого с духовной, основной стороной, как нам всегда казалось, нашей жизни, ощущаем это просто тяжко невозможным.
Коллекция нашего музея ничего не стоит — её ценность измеряется ценностью человеческой жизни. Главное, пожалуй, в музее – память. Мы собираемся там, чтобы вспоминать. Тех, кто писал, кто чувствовал и верил.
И особо — о том, что после
30­х. Потому что строки  Берггольц «стереть с лица советской земли их мерзкий, антинародный переродившийся институт»  написаны после тюрьмы.  Об этом страшном перерождающем опыте мы тоже помним.

Мария Инге­вечтомова.
Санкт­Петербург.

ПЕСНЯ О ВСТРЕЧНОМ

Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встает со славою
На встречу дня.
И радость поет, не скончая,
И песня навстречу идет,
И люди смеются, встречая,
И встречное солнце встает.
Горячее и бравое
Бодрит меня.
Страна встает со славою
На встречу дня.
Бригада нас встретит работой,
И ты улыбнешься друзьям,
С которыми труд и забота,
И встречный, и жизнь — пополам.
За Нарвскою заставою
В громах, в огнях,
Страна встает со славою
На встречу дня.
И с ней до победного края
Ты, молодость наша, пройдешь,
Покуда не выйдет вторая
Навстречу тебе молодежь.
И в жизнь вбежит оравою,
Отцов сменя.
Страна встает со славою
На встречу дня.
...Такою прекрасною речью
О правде своей заяви.
Мы жизни выходим навстречу,
Навстречу труду и любви!
Любить грешно ль, кудрявая,
Когда, звеня,
Страна встает со славою
На встречу дня.
1932