Поклон земле отцов

Детские годы Евгения Юшина прошли на Оке и Воже, в деревне Лужки Рыбновского района Рязанщины. Незабываемое впечатление произвели на него рассказы о предтече Куликовской битвы, знаменитой битве с ордынцами на Воже, а посещение с родителями Глебова-Городища, где произошла она, закрепило историческую память. Так оказалось, что с этими местами были связаны его первые незабываемые впечатления, оставшиеся на всю жизнь. Общение с бабушкой и дедушкой, с местными жителями побудило в дальнейшем к поэтическому осмыслению увиденного и услышанного, к слиянию с природой, пониманию её. Начальный опыт стал основой для первых юношеских стихотворений – светлых и нежных.

Окончив пединститут и отслужив в армии, поэт отнёс свои стихи в издательство «Молодая гвардия», где их тепло приветил поэт и издатель Николай Старшинов. Предисловие к первой книге «На расстоянии дыхания» написал другой известный поэт, профессор литературного института Владимир Цыбин, он в частности сказал: «Поэмы и стихи Юшина написаны крупно, скреплены густым раствором метафор в подробной правде искренности, и здесь слышится отзвучье есенинского письма. Юшин наследует у него даже не само письмо, а есенинскую любовь к Руси, ту любовь, что полнокровней правды». Книга была тепло встречена, о ней писали в прессе, автора приглашали с выступлениями на радио, телевидение, появились публикации во многих центральных журналах.
С 1978 года Евгений Юшин работал редактором в Центральном Доме культуры железнодорожников в Москве. Здесь же несколько лет руководил литературным объединением «Магистраль». А в 1986 году перешел в журнал «Молодая гвардия» на должность заведующего отделом поэзии. Многому научился он, работая под руководством выдающегося писателя Анатолия Иванова, автора романа «Вечный зов». Именно это помогло Евгению Юшину позже стать главным редактором журнала, который он возглавлял с 1999 по 2014 годы.
Редактируя журнал, он занимался и занимается общественной работой, вот уже четверть века руководит Всероссийским поэтическим конкурсом имени Сергея Есенина, проводимый Союзом писателей России. Каждый год посещает Константиново, родину выдающегося поэта, и вручает дипломы и премии его имени, каждый год общается с рязанскими поэтами, прозаиками, с читателями замечательного поэтического края.
Живя в Москве, поэт всегда стремится в родные его сердцу рязанские просторы. Его книга «Мещерские броды» написана в Спас-Клепиках. Она о людях, неповторимых красотах и истории этого края. Каждое лето поэт проводит в Мещере, запасаясь новыми мотивами для стихотворений, и они получаются искренними, цельными, в них автор широко раскрывает поэтическую душу, он словно отчитывается ими перед жителями отчей земли. Так родились книги «За околицей рая», «Избяная заповедь», «Ковчег», «Божья люлька».
Стихи его – мелодичные, чуткие, яркие – выделяются образностью речи, самобытностью. Вот что писала о нем «Литературная газета»: «Евгений Юшин относится к тем поэтам, которые не уродуют поэтическую ткань экспериментами. Он никогда не сомневался в правильности выбранного пути, а путь этот лежит от русской чистоты, от вкуса свежего молока, от волнующего взгляд простора наших равнин, от неприхотливости обихода. Но самое ценное, что, наверно, есть в Юшине, – это то, что в могучем русском поэтическом океане, в котором так легко захлебнуться, он держится на своей волне, не соскальзывая ни в банальность, ни во вторичность». 
Евгений Юшин – автор двенадцати поэтических книг. Стихи поэта переведены на болгарский, немецкий, сербский, французский языки. Он является секретарём Союза писателей России, лауреатом ряда литературных премий, в том числе премии «Имперская культура», Андрея Платонова «Умное сердце», Александра Невского «России верные сыны», Большой литературной премии России и других. Хочется надеяться, что поэтическое перо юбиляра будет так же плодотворно и талантливо, как и прежде, и выйдут из-под него новые замечательные стихотворения.

Владимир ПРОНСКИЙ,
секретарь Союза писателей России.

Редакция «Слова» сердечно поздравляет юбиляра, желает ему крепкого здоровья и неиссякаемой энергии для новых творческих успехов.

 

ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА

Я колю дрова – не поддаются.
Жила к жиле – скрученная прядь.
Вот присяду малость раздохнуться,
Годовые кольца посчитать.

Круг – потоньше,
а другой – потолще,
А в ином – дожди и холода.
Это значит, у деревьев тоже
Разные сбываются года.

На ветру просушатся поленья,
Наберут последний солнца свет.
Вот и я стал крайним поколеньем:
Ни отца, ни мамы больше нет.

С думами о всех моих утратах
Брошу в печь полено, вздёрну бровь.
Ярко полетит огонь крылатый,
Запоёт про первую любовь.

И ему невольно подпевая,
Загрущу о юности всерьез.
Изумрудным, захолустным маем
Бьются в небо родники берез.

И гудят поленья, тянут выи.
Огонёк играет гребешком.
Догорают кольца годовые
Петушиным трепетным пушком.

Гляну в угол. Строгие иконы
Безотрывно смотрят на меня.
И поёт огонь, гудит и стонет,
Как гудит и стонет кровь моя

В СТАРОМ ДОМЕ

Как прежде ровен
статных сосен шум.
Года – прошли, скорее – пролетели.
Я в дом вхожу, как будто
в старый трюм –
Давно корабль уплыл от колыбели.

Но свет избы, желанный и родной,
И пятна солнца на полу дощатом
Все эти годы прожили со мной
И в трудную минуту были рядом.

Какой потерей полнится душа!
Как будто я стою на пепелище,
И вот душа всё что-то ищет, ищет.
На месте всё – и нету ни шиша.

Вздохнут сиротск
форточка и дверь,
И по-сиротски скрипнет половица.
Они теперь до смерти будут сниться
Средь горьких неминуемых потерь.

Кровать, сундук и вековая пыль.
Не возвращайтесь
в детские просторы!
Пусть давние леса твои и горы
Живут в тебе, как прожитая быль.

Но как влечёт в родимые места!
Как хочется из мира нажитого
Попасть туда,
где у крыльца родного –
Отец и мать,
и жизнь твоя – чиста.

 

* * *

Я родился, как всякий русский,
За рекою, за лесом – там
Облака голубой капустой
Плавно катятся по волнам.

Там у нас пузыри в кадушках
И за плесами, за мостом –
Мечет солнце икру по кружкам,
Бьет стерлядка
косым хвостом.

Разойдись, расступись, столица!
В мире каждому ведом рай.
Дайте родиной насладиться,
Накружиться
средь птичьих стай!
Там, за дальними небесами,
Где медведи пасут коров,
Я услышу хоры Рязани,
Словно гулкую в жилах кровь.

Что за песня? Пойду я следом,
И прислышится невзначай:
Тихо бабушка шепчет деду:
– Люльку с мальчиком покачай.

Это я там проснулся, что ли?
И закружится потолок,
И застонет в копытах поле,
И в глаза полетит песок.

Эта скачка на смерть похожа.
Жжет десницу звезда полей.
И – ножом по ухмыльной роже –
Пляшет во поле Челубей.

Мы такое не раз видали
Луч у ворона на крыле,
И рязанские свищут дали,
На ордынской, дрожа, стреле.

Русь! Пора за себя, за брата
Постоять, разогнать чертей!
Эко пашня твоя разъята!
Эко мутен стал твой ручей!

Я кричу! Я вздымаю руки,
Поднимаюсь на смертный бой!
…Дед спросонья качает люльку,
Шепчет бабушка: – Спи, родной.

Их любовь мне и рай, и лето.
Сердце бьется ровней, теплей
Так спасибо, Господь, за это,
На душе мне теперь светлей.

Вот идут косари туманом,
растворяют себе простор.
И татарник по злым бурьянам
Мертвый падает под бугор.

Время движет, снега несутся,
Рвут столетия, в прах круша.
Но не может душа проснуться,
Как не может уснуть душа.

В этом снеге француз и немец
Опочили в полях Руси.
Шепчет бабушка: –
Спи, мой месяц.
От лихого тебя спаси.
Я люблю этот край подсвешный,
Где на взгорок через луга
На молебен рядком неспешным,
Как монахи, идут стога.

Я люблю эту дымку, заводь,
Золотое урчанье пчел.
Грозной тучи ржаную память
Я по этим полям прочел.

Но и в зиму, где зори в дрожи
Глухариную алят бровь,
Повторяю: Спасибо, Боже,
За дарованную любовь.

 

* * *

Двадцать первый век, перезагрузка.
Интернет и брат тебе, и друг.
Ну а мне роднее трясогузка
И туманом выбеленный луг.

Но уходят люди в дым экрана
И живут за призрачным «окном».
Иллюзорный мир всегда обманет,
Потому что Бога нету в нём.

Потому, намаявшись по веку,
Золотишком проторяя путь,
Либо вовсе сгинуть человеку,
Либо в сердце родину вернуть.

А у нас тут – синие озёра,
И на окнах – синие подзоры.
И на вишнях подсыхает пот.

Надо мною облака и ветки,
Подо мною и века, и предки.
И петух – букетом у ворот.

 

РЮКЗАК

Лет двадцать
ещё поцарапать планету
Примятым литым каблуком,
А там уж отправиться
к горнему свету
С потёртым своим рюкзаком.

В нём сложены зори,
и песни, и радость,
Любовь и потери мои,
И всё, что по яростной жизни
досталось:
Бураны, луга, соловьи.

Но в нём и грехи. Тяжела моя ноша…
За то ли, что в детстве
грачонка я спас,
Мне светит в пути родниковая роща
И бабушкин иконостас.

И мама печёт «жаворонков»
весенних.
Отец – ордена на пиджак.
Скребётся мышонок
под ворохом сена,
Скрипит под сосною лешак.

Брусничные угли – у края болота.
Заря – костерком по реке.
И всё, что копил я от года до года –
В потёртом моём рюкзаке.

Сгорает в руке у отца папироса,
Как думы о счастье земном.
Хлопочут скворцы
и трепещут стрекозы,
И сливы запахли вином.

И молится поле моё Куликово,
И молится Бородино
О всех, кто сберёг наше русское слово,
О каждом, ушедшем давно.

Гуляй! Под звездою
ничто не возвратно!
Я тоже однажды уйду.
Ложатся заката родимые пятна
На вешние вишни в саду.

Былинка дрожит на ветру –
затухает.
Лодчонка скользит по реке.
А прошлое кается, любит и тает
В потёртом моём рюкзаке.

 

ИЮНЬ

Какой поэт тебя придумал?!
Каким ты вырвался огнём?!
Май полыхнул, пропел – и умер,
И скачут зори день за днём.

Срывает шапку одуванчик,
Дорога прячется в пыли,
И колокольчик в свой стаканчик
Мёд поднимает из земли.

И всё гудит: поля пшеницы,
И в жилах кровь, и дальний гром.
И шмель велюровый кружится
Над полыхающим цветком.

Ныряют на верёвке майки.
Кружи, июнь, меня, кружи!
По-женски вскрикивают чайки,
Стрижи черкают чертежи.

И, обомлев под небесами,
Склоняются на водопой
Коровы с волглыми глазами
И кони с бархатной губой.

Я здесь родился: в этих травах,
В счастливом щебете лесном,
В искристых
волнах-переправах –
Лучом на листике резном.

Здесь вечерами свет старинный
Зари тягучей, словно мёд.
В мохнатой шубе комариной
Июнь по берегу идёт.

Его мы ждали с новостями
От земляничных бугорков.
С туманом,
с полными горстями
Росы в ладонях лопухов.

И он пришёл! Ликуют птахи!
Густы и пенны острова,
И реки синие рубахи
С утра вдевают в рукава.

Пасут мальков Ока и Кама.
Хрустят кабаньи камыши.
О дорогой и близкой самой
Малинник шепчется в тиши.

И сладковато тлеет сено.
Я жду, любимая, когда
Твоих кудрей густая пена
Меня заманит в невода.
Звезда сорвалась, словно кречет,
И на стожок туман прилёг.
И сердце бьётся и трепещет,
Как подфонарный мотылёк.
И ты горячая, родная,
У костерка, где сон и тишь,
Зарёй колени поливая,
Меня, конечно, соблазнишь.

И долго будет ветер жгучий
Ночною заметать золой
Певучий луг и сад кипучий
Под самоварною луной.

 

РОДИЛСЯ Я…

И – луч в окно. И щебет. Утро. Свежесть.
И облаков причудливый узор.
И листьев кружева…
От медогонки
Тягучий, тёплый солнца аромат.

А вдалеке хохочут лягушата,
И стайки головастиков толкутся
У берега кривой, как век, канавы,
Что вырыли в минувшую войну,
Чтоб вражеские танки здесь увязли.

И не прошли!

Дерутся воробьи
В тенистом, влажном,
диком винограде.
Течёт, течёт по комнате нектар
От свежих яблок, слив
и нежных вишен.

Вот половица скрипнула –
Прошла почти неслышно
бабушка на кухню.
В переднике белёном наша печь
Слегка грустит о пирогах и каше.
Теперь же в мягких валенках на ней
Томятся, дозревая, помидоры.

Меня тут любят, да и я – люблю!

Как мир широк!
Родился я, и он
Мне подарил всего себя – до капли,
До зёрнышка росы,
До вспышек гроз,
До жгучего удушия метели,
До ласки радуг заревых лугов,
До маминой, раскрытой небу песни,
И до восторга деда и отца
От кипени кругом бурлящей жизни
В горячих муравейниках, садах,
И, словно кровь,
гудящем вольном поле.

Иду в малинник. Колко, сладко мне.
Тут воскотопка.
Плавятся под солнцем
Пустые соты отзвеневших дней.

И тает воск, и капает в корытце,
И тает воск, и капает в корытце,
И тает воск, и капает в корытце.

И пахнет, словно в церкви…

 

* * *

Смотрю на реку, как в окошко –
Берёзы в ней и облака.
Растянет ветер волн гармошку
И всё сотрёт наверняка.

Как зыбко в мире! На запруде
То зарябит, то снова гладь.
Мечтать о том, что завтра будет
Себя не стоит утруждать.

Всё переменчиво, всё скоро.
Наземный век людской, как миг.
Вот солнце прилегло на горы,
А вот и кануло за них.

И потому ценю мгновенье:
На глади волн – листок луны,
Любимой шёпот откровенный,
В бородке моха валуны,
Ручья серебряные трели,
По большаку спешащий МАЗ…

Заря припала на колени
И смертно молится о нас.