Мой брат погиб под Прагой…

БРАТ
Памяти Павла Нечаева

Мой брат погиб под Прагой.
Сгоревший в танке, он
Не сделал только шага
До праздничных знамён.

Восьмого мая в танке,
Не разойдясь с судьбой,
О родине, о мамке
Кричал ещё живой.

…На тихом полустанке
Сошёл и брёл туда,
В свою деревню Ламки,
Где тихая вода,

Где воины, что прежде
За други полегли, –
Их белые одежды
В пороховой пыли.

Он в первый дом деревни
Входил и ставил в ряд
До той войны последней
Сожжённый автомат.

41-й
Душа не знает о печали,
Когда идёт смертельный бой.
Есть правда на земле и дале,
Она объемлет всех собой.
Есть Мать Небесная скорбящих,
Она отрёт слезу живым,
Склонится над телами павших,
– Вы победили! – скажет им.

ВОЙНА
Сколько здесь веры и сколько любви,
Сколько слепого расчета?
В сердце угрюмом упорной крови,
В дюйме одном недолёта?

Пуля навылет. Горячая кровь
Плачет, клубится, взыскует.
В смертной истоме
сестрица-любовь
Сердце твоё поцелует.

*  *  *
Дом под крышей черепичной
И с поляной земляничной
Под распахнутым окном –
Снится, снится этот дом.

Белка там живёт? – не знаю,
Только песенка по краю
За корундовой иглой
Поведёт мотив простой.

Где я слышал голос этот
Страстотерпца и поэта?
В прежней жизни, в давнем сне,
Поздним летом, по весне?

Тот повтор, о том, что мало,
Что горело и пропало? –
Свет мой, зеркальце, скажи,
На груди узлом свяжи…

Возвращайся блудным сыном,
Эхом, знаком голубиным,
Вешней веткою в окно,
Вечным словом  – всё одно.              

РУКОДЕЛИЕ
(на похороны матери)
Ты вышивала нам встречу
И мой приезд.
Выдержали бы плечи
Тяжесть загробных мест...    
   
Ниткою – след самолёта.
По синему – столько дел!
Крестик простой заботы,
Чтобы я долетел.

*  *  *
Я многого не видел и не знаю,
Не видел пирамид,
но что с того?
Я слышал шум берёз родного края,
И я ни с чем не спутаю его.
Когда осенние леса
захватит ветер
И жёлтый лист сорвет
и бросит прочь,
Когда по спискам Ветхого Завета
Уходят царства
в бедственную ночь,

Когда пророчества сбываются,
и стужа
До срока разрывает договор –
Я здесь ещё и малой птице
нужен,
И птице нужен тихий разговор.

И я оплачу куст в холодном поле,
Гребца и лодку на реке одну.
Он жил среди других…
Чего же боле?
Я только пояс крепче затяну.

УБИТЫЕ В 90-х
Застрелен, удавлен, брошен,
Разъят – без улик, без следа…
В ямах, в лесах придорожных
Сколько вас, выпавших из гнезда
Советской эпохи, мальчики
Безымянной минувшей войны? –
Рыбки, котята, зайчики –
Выросшие сыны.

Страной недолюбленные, –
на взлёте
Вам меньше повезло, чем другим:           
В сноровистой грубой работе
Брали приёмом простым…

Кто плачет о вас,
кто молится?
Ищет щели какие, углы?
Теперь по-иному неволится,
Да те же они – стволы.

*  *  *
Ночью люди некрасивы,
Бледно веко, скошен рот.
Не поймёшь –
мертвы иль живы? –
Обездвиженный народ.

Кто-то вскрикнет и застонет,
Кто-то молча на спине
Словно сам себя хоронит
В запредельной стороне.

Тот калачиком свернулся,
Только соску не сосёт,
В материнский дом вернулся
И ногой сучит в живот.

А другой вздыхает тяжко –
Постаревший однолюб.
И свистит душа протяжно
Между этих синих губ.

Чепчик набок… Ночь к исходу.
Сын уснул, не спит отец.
В чёрных водах, в тесных сводах
Каждый – лодка и гребец.

В ЗЕРКАЛЕ
Я старым становлюсь.
Себя в упор не  вижу, –
Очки надену –
старым становлюсь.
Я зеркало качну
                          и стану ближе,
И зеркалу привычно удивлюсь.
Не может быть!
Но вот и здесь морщина,
Седые волосы
и этот скорбный рот…
Он скалится,
стареющий мужчина,
Вот-вот укусит
дряблый свой живот!

Он за стеклом,
наверно, что-то знает,
Чего б мне вовсе не хотелось знать.
Не отражает, нет, но поражает
И ставит на лицо свою печать.

*  *  *
По большому счету
одно лишь тревожит,
что скажу в последнюю
свою минуту?
Матерь вспомню Божью
или родную?
Потянусь под защиту отца,
как в детстве,
или же Небесного помяну
с надеждой?
Горечью изойду и желчью,
не жалеючи ни ближних своих,
ни дальних?
Или время будет
той тишины великой,
когда шелест звезды слыхать,
катящейся по небосклону,
чтобы выдохнуть молитвенное:
«Помилуй…»    

 ПОСЛЕ
СКАЗАННОГО
Обнажается земля
Городская из-под снега
В обморочном свете дня
Для последнего забега.

Терпкий, горестный разор,
Слов и взглядов запустенье.
Разошлись – и голый двор
Замыкает безвременье.

После комы, забытья
И смертельного наркоза –
Кто я? где я? – дурь твоя
Тихо вышла как заноза.
…Зеркала обжитый край.
Зябнет утренняя нежность.
Жизнь на вырост – примеряй –
Невозможна, неизбежна.

*  *  *
Узнаванье, радость встречи,
Где руки приветный взмах
В окончаньях русской речи –
Этот древний возглас: Ах!  

*  *  *
В сквозняках –
откровенья и вести,
Молоко закатившихся глаз,
Призматический лёд перекрестий,
Взор небес, опекающих нас.

Подожди, скоро окна откроет
Тот старик, чей неярок камзол.
Над продутой,
простуженной кровлей –
Шорох бронхов и свист альвеол.

Подожди, это шум электрички
Перспективой истекших времён,
Там, где точка –
лишь сила привычки
Бить летящую птицу в угон.

Владимир Нечаев

Петропавловск-Камчатский
2017.