Комментариев пока нет
Рубрика: Без рубрики
08.05.2008
Месть и возмездие
Каждый год 9 Мая строго и скорбно, а ещё с наследованной гордостью их подвигом вспоминаю покойного отца и его фронтовых друзей. Их тоже уже нет. Но это – физически. Они – память. Живая. Они со мной, покуда жив. А значит, с детьми и внуками — продолжением близких мне людей в поколении.
В этот День особо обидно, что священная память великой Победы остаётся не только предметом крупных международных политических спекуляций, но и элементарно становится поводом для мелкой и потому особенно гадкой коммерции.
Весной 2005 года, накануне 9 Мая, в городах России начала свой, надеюсь, долгий путь акция памяти «Георгиевская ленточка». Всем желающим того людям вручается на улицах аналог незабвенного биколора – ленты к ордену Святого Георгия. Её чёрный и оранжевый цвета – «дым и пламень» — символизируют личную доблесть солдата на поле боя. Эти трогательные ленточки (иначе нельзя сказать, почитая своих отцов, дедов и прадедов) раздавались и раздаются согражданам бесплатно. А как же иначе? Ведь глоток исторической памяти равноценен глотку свежего воздуха, за который пока что, слава богу, налогов не платим. Но…
Но впервые за четыре года этой славной акции, которая, впрочем, длится до 12 мая, я остался без памятной ленточки. Пропагандистская реклама буквально кричит: «Внимание! Все ленточки должны раздаваться бесплатно!» Но вот продаёт их молодой раздатчик памяти около метро «Баррикадная» по 5 рублей за штуку. Суетно мельтешащий люд охотно раскупает. За всё, буквально за всё уже люди привычно платят. Что и ужасает. Спрашиваю: «Вы, молодой человек, знаете, что хотя бы это у нас не продаётся?» — «А что вы хотите, я студент, а на степуху не проживёшь». 5 рублей – нынче не деньги, но уже не возмущённо, а лишь досадливо, то есть в духе времени, чертыхнулся я в сторону этой унижающей коммерции на святости и впервые за четыре года остался без памятного символа. Горько припомнилась миниатюра известного острословца Игоря Губермана: «Любую можно кашу моровую/ затеять с молодежью горлопанской,/ которая Вторую мировую/ уже немного путает с Троянской».
Придя домой, вывел на рабочий стол компьютера фотографию памятника советскому воину-освободителю в Трептов-парке Берлина. Рядом с компом – фотография отца. Вот моя символика!
ВОИНЫ-МСТИТЕЛИ
В раннем детстве своём помню отца в неизменных, казалось, им сносу нет, офицерских сапогах и гимнастёрке, зимой – в белом дублёном полушубке. Китель с наградами – по праздничным случаям. Первый цивильный драповый костюм справил себе не скоро. Сельские учителя-словесники никогда не славились зажиточностью. Но были книги. И настольным пособием для отца оставался всю его недолгую жизнь «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля. Поэтому ещё ребёнком я научен был различать нравственную разницу понятий «месть» и «возмездие».
Порочная в обычной жизни месть, уж тем более мстительность, на войне порождала героизм воинов-мстителей. Это состояние умело и необходимо для бойцов подпитывалось и советской пропагандой. В тяжелейшем для страны 1942 году 18 июля в газете «Красная звезда» было опубликовано сразу ставшее знаменитым стихотворение Константина Симонова «Убей его!»: «…Знай, — никто его не убьёт,/ Если ты его не убьёшь». В этой же газете уже через неделю вышла статья Ильи Эренбурга «Убей немца!»: «…Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!». Тему мести подхватили десятки даже сугубо лирических поэтов. Как, например, Михаил Светлов в «Итальянце»: «Я стреляю – и нет справедливости/ Справедливее пули моей!». С кровавым оккупантом, к тому же ещё и уверенным в своём расовом превосходстве, иначе нельзя. Много позже Даниил Гранин напишет: «…ненависть была нашим подспорьем, а иначе чем было еще выстоять. Мы не могли позволить себе роскошь разделить немцев на фашистов и просто мобилизованных солдат, шинели на них были одинаковые и автоматы. Это потом, в сорок четвертом, сорок пятом, стали подправлять, корректировать, разъяснять, и то мы не очень-то хотели вникать. А тогда было так. Были стихи Симонова «Убей его!» и стихи Суркова, статьи Толстого, Шолохова, Гроссмана — никогда литература так не действовала на меня ни до, ни после. Самые великие произведения классиков не помогли мне так, как эти не бог весть какие стихи и очерки. Сейчас это могут еще подтвердить бывшие солдаты и солдатки, с годами это смогут объяснить лишь литературоведы».
Но «загадочная русская душа» оставалась живой и в цепенящих её кошмарах войны. Не надо забывать, что тот же Симонов тем же летом 42-го пишет стихотворение «Жди меня», ставшее легендарной песней. Свидетельство тому – вся наша фронтовая поэзия и многочисленные сохранившиеся в архивах и в семьях письма солдат. А когда 17 июля 1944 года через Москву были публично проконвоированы 57600 пленных немецких солдат, офицеров и генералов, взрывов массовой ненависти по отношению к ним не было. Это поверженный враг. Город глазами тысяч людей глядел на него молча и угрюмо. Одна из статей в центральной прессе называлась «Эти людоеды имеют здоровый вид».
ВОЗМЕЗДИЕ
Библейски говоря, воздаяние по грехам. Именно это понятие пришло в наше прессе на смену мести оккупантам, как только советские войска вошли в Европу. Возмездие по сути всегда адресное, что и подчеркнул Сталин, призвав отличать оголтелых гитлеровцев и собственно немецкий народ. С подачи вождя в «Правде» была напечатана статья «Товарищ Эренбург ошибается», которая дезавуировала былой призыв «Убей немца!». 1 марта 1945 года Илья Эренбург публикует статью как раз под заглавием «Возмездие». Качественно иная война и потому иной тон: «Я провел две недели в Германии, охваченной ужасом, пылающей и дымящейся… Мы могли бы сказать: каждому свой черёд; но мы выше злорадства. Другое чувство нас вдохновляет: мы видим торжество справедливости. Говоря о возмездии, многие думали только о параграфах грядущего договора. Не знаю, каким будет вердикт дипломатов. Бесспорно, фашистское мракобесие найдет своих защитников — ревнителей «равновесия», равновесия между светом и тьмой. Но каким бы ни представлялся нам будущий мир, одно ясно: возмездие уже началось, Германия узнала, что такое война. И кто знает, может быть, немцам запомнятся эти недели и месяцы войны на немецкой земле куда больше, чем все обязательства мирных трактатов? …Если можно кого-нибудь пожалеть на немецких дорогах, то только крохотных, ничего не понимающих детей, обезумевших недоеных коров да брошенных собак и кошек; только эти непричастны к злодеяниям. Честь и слава советскому человеку, который не верит в магию крови, для которого грудной младенец — это грудной младенец! Мы не воюем с детьми и старухами — мы не фашисты; и в Германию мы пришли не для того, чтобы отвести душу, а чтобы уничтожить даже память о государстве-упыре».
Процитирую один из документов конца войны, он красноречиво говорит сам за себя, что называется, без комментариев. «В связи с окончательным разгромом гитлеровской Германии и победоносным завершением Великой Отечественной войны ГлавПУРККА считает целесообразным на всех газетах, журналах и других изданиях Красной Армии призыв «Смерть немецким оккупантам!» заменить призывом «За нашу Советскую Родину!», который по Указу Президиума Верховного Совета СССР начертан на всех боевых знаменах Красной Армии. С подобным предложением обратилось также и Главное Политическое управление Военно-Морского Флота. Управление пропаганды поддерживает предложение ГлавПУРККА. Проект постановления ЦК ВКП(б) прилагается.
/Г.Александров/
/П. Федосеев/».
В ДУРНОЙ ПАМЯТИ ДЕВЯНОСТЫЕ
Перед юбилеями Победы в 1995 и 2000 году, как по команде, согласованно работала «пятая колонна», наши абстрактные гуманисты, то бишь либеральные демократы. Трудились, конечно же, не в осаждённой ворогами, а в демократической России. Требовали от власти и от фронтовиков всемирного покаяния за «зверства советских войск в Германии», «за грабёж, мародёрство и насилие» на её территории. Даже без намёка на то, что делали гитлеровцы в оккупированных краях. Былой «прораб перестройки» Гавриил Попов в газете «Московский комсомолец», выходящей тиражом более 2 миллионов экземпляров и ориентированной на молодёжь, гневно обличал армию-победительницу: «… Но не только кофточки были солдатской добычей. Ею стали немецкие женщины и девушки. Наши солдаты насиловали во всех странах – даже гражданок СССР, насильно угнанных в Германию. Только в Берлине, после его штурма, к врачам по поводу изнасилования обратились до 100 тысяч немок. А сколько не обращались?». И дальше приводил несколько леденящих душу случаев, почерпнутых, в чём и сам признавался, из книги известного русофоба К.Райна «Последняя битва». На совести первого либерального градоначальника Москвы остаётся ответ на невинный вопрос: откуда «сразу после штурма» в разрушенном Берлине объявилось столько врачей, способных принять «до 100 тысяч немок», когда факт изнасилования, если не ошибаюсь, фиксируется, простите, но, что называется, по горячим следам? Об этом абстрактный гуманист Гавриил Попов умалчивает. И ещё по этому поводу хотелось бы уточнить: сколько зарегистрированных изнасилований было в то время на территории хотя бы самой России или той же её союзницы – Америки? А уж со временами управления Москвой Попова и сравнивать-то нельзя! И что-то не припомню, чтобы немцев перед строем расстреливали за изнасилования и мародёрство на захваченных ими землях, как это не раз происходило с нашими солдатами и офицерами. Особенно ужесточена была практика наказаний за подобные преступления после такого вот выразительного уже по названию документа, подписанного самим Сталиным: «Директива Ставки Верховного Главнокомандования командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению. № 11072. 20 апреля 1945 г.». И сравним это с известным обращением Гитлера к нации: «Я освобождаю вас от химеры, называемой совестью!».
В дни юбилея Победы 2005 года наши демократические СМИ в поливании грязью Красной армии-освободительницы заметно угомонились. Если началось «подавление свободы слова», извините, я за такое «подавление». Для меня не дешёвая пропаганда — памятник советскому воину в Трептов-парке. Между прочим, как и для самих немцев. Они давно уже определились, что это памятник в честь победы не над их страной, а над царствовавшим в ней властным преступным режимом. И в ноябре 2003 года демонтировали знаменитый памятник только лишь для того, чтобы уже в мае следующего года вновь поставить на место, проведя глубокую реставрацию. Между прочим полтора миллиона евро израсходовали на это богоугодное и дружелюбное по отношению к нам дело. А в целом на восстановление в первозданном виде захоронения четырёх тысяч советских воинов в Трептов-парке было выделено 5 миллионов евро. Скульптор Вучетич выразил сам дух победительного и сострадающего всему миру русского народа: одна рука воина держит опущенный меч, а в другой у него – спасённый ребёнок. Это и есть «восточный варвар», которым так пугала германского обывателя геббельсовская пропаганда. Причём, надо заметить, при всей своей символике это образ конкретного человека. Евгению Вучетичу позировал десантник из Тамбова Иван Одарченко. Но и сама символика имеет вполне конкретное основание. 24 декабря 2001 года в посёлке Тяжин Кемеровской области на 79-м году жизни скончался легендарный советский солдат Николай Маслов, спасший во время штурма имперской канцелярии немецкую девочку.
Недавно довелось мне почитать дневниковые записи авиационного помощника Дитера Борковского, выжившего при штурме Берлина советскими войсками. Одна из них удивительно точно, когда знаешь последующий ход событий, иллюстрирует тему мести и возмездия. Дитер едет в переполненной электричке 15 апреля 1945 года: «Тут кто-то заорал, перекрывая шум: «Тихо!» Мы увидели невзрачного грязного солдата, на форме два железных креста и золотой Немецкий крест. На рукаве у него была нашивка с четырьмя маленькими металлическими танками, что означало, что он подбил 4 танка в ближнем бою. «Я хочу вам кое-что сказать, — кричал он, и в вагоне электрички наступила тишина. — Даже если вы не хотите слушать! Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие — русские, поляки, французы, чехи и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!» В поезде стало так тихо, что было бы слышно, как упала шпилька...».
Германия, давно уже объединённая, и сам немецкий народ живы-здоровы, процветают. Что тут ещё скажешь об исторической роли советского солдата-победителя в судьбе современной Европы?
И считаю уместным закончить эти заметки стихотворением, которое посвятил несколько лет назад незабвенной памяти старшего своего друга поэта-фронтовика Виктора Кочеткова.
Когда-то политикесса И.Хакамада публично заявила, что «надо окончательно уйти целому поколению, чтобы не тормозилось развитие демократии».
Однажды обречённо всё понять,
На простыни больничные сменять
Бумагу неисписанную, белую…
Ушедших не согреть и не обнять,
И ничего-то с этим не поделаю!
Где даже тень утеряна во мгле,
Ликует речь, зачатая во зле,
Российской демократии наместников
О том, что вышло время на земле
Для русских мужиков – отцовых
сверстников,
Что лязгом отзывается оков
Советский дух седых фронтовиков…
Среди господ товарища забуду ли?!
Простое имя — Виктор Кочетков,
А сколько в нём и горечи, и удали!
Участник был истории самой!
Он доказал и словом, и судьбой:
Не русский путь – по коридору
узкому.
Про жупел вы – про год 37-й,
Но там ли нетерпимость к духу
русскому?!
Ваш Тухачевский наломал нам дров,
Окутав чёрной памятью Тамбов,
Да выжила Россия тем не менее.
И мой отец познал в конце концов,
Как реет Богородицы Покров,
Неся стране победное знамение!
Отцы и дети – это ль не родство?
И День Победы – наше торжество
И вера, и оружие фамильное,
Глядят в России нынче на него
С надеждой даже травы
надмогильные.
Мать-Родину смертельно полюбить
Пока ещё способны, может быть,
Поэты да солдатушки-ребятушки.
И нет другой страны, где сам народ
Отчизну свою Матерью зовет
И поминает ворогов по матушке.
Комментарии:
Статьи по теме:
Открытое письмо Александра Руцкого
Президенту Российской Федерации Путину В.В. Депутатам Государственной Думы Федерального Собрани...
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий