slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

«Не живём, а выживаем…»

Да, вот вспомнилось не вдруг это выражение знакомого деда из сельца Токма, Катанского района, у которого мы квартировали несколько дней, выйдя из тайги, с промысла. И ожидая со своим товарищем (тоже, как и я, охотоведом) вертолёта, который должен был доставить нас в Ербогачён. А уж оттуда самолётом в Иркутск! Такой большой, весёлый, шумный, после двух месяцев тайги, город! В родную «альма-матерь», как говаривали студенты охотоведческого факультета…
Семидесятые годы прошлого века. Древность-то какая!

Нам, молодым, крепким пар-ням-преддипломникам, ка-залось тогда, что вся наша жизнь впереди – лишь нескончаемая вереница побед, азартных приключений, счастья. Фарта, одним словом. Как и было до сих пор. И дед, которому было тогда столько же, сколько мне теперь – чуть за шестьдесят, виделся поэтому, если уж не шерстистым носорогом, вытаявшим где-то из вечной мерзлоты, то замшелым таёжным пнём точно. Казалось, он совсем ничего не понимал в этой весёлой штуке по имени жизнь, не чувствовал её карнавального разноцветья.
  Впрочем, надо отдать ему должное, он ни на что не жаловался. Хотя на вопрос «Как жизнь?» неизменно отвечал: «Не живём, а выживаем помаленьку…».
  — Вы, что же, разве пенсию не получаете? — спрашивал я его порой.
  — Как не получать – получаю, — охотно отзывался он. — Двадцать семь рублёв, как колхозник. Я ведь из Аларского района. Там жил и работал. А сюда, на чистые воздуха, из-за болезни жены мы перебрались. Да только ничё ей не помогло…
  На этом он обычно умолкал. Да мы его особо и не расспрашивали ни о чём. Иные темы занимали нас…
  Сейчас, как и тот дед, я пенсионер и вдовец… Правда, до ухода жены в мир иной я не ощущал этой отвратительной ухмылки нищеты, которую чувствует в нашей стране, наверное, каждый пенсионер.
  Жена заведовала, пожалуй, самой большой лабораторией в Лимнологическом институте и получала, по-видимому, неплохо. Во всяком случае, за телефон, за квартиру, электроэнергию платила она. И я даже не знал, сколько всё это стоит. Хотя и ворчал порою, что за жильё наше вообще бы платить не надо, как за предаварийное…
  Дом наш стоит в центре города, можно сказать, в двух шагах от областной администрации. Построен он был в 1937 году и снаружи выглядит даже нарядно. Подкрашен, оштукатурен где надо. Крыша, вот, недавно перекрыта новым железом. Однако внутри – на лестничных площадках и в квартирах — полный упадок. Межэтажные деревянные балки просели. Полы от этого, что горки. По потолку и стенам трещины, сколько их не замазывай и не забеливай, прикрытые местами обоями. Окна страшные, щелястые настолько, что соленья, оставленные на подоконнике в кухне на ночь, замерзают в банках. И это ещё при заклеенных рамах. Батареи парового отопления – здоровенные чугуняки, а тепла от них мало. Сантехники же, когда их вызываешь, ибо температура в квартире пятнадцать – восемнадцать градусов всю зиму стоит, только руками разводят. Трубы, говорят, надо менять. Вода из крана тоже частенько не горячая, как положено, а чуть тёпленькая бежит…
  В советские времена хотя бы был график капитальных ремонтов домов через определённое количество лет. Наш дом согласно этому графику должен был ремонтироваться аж в 1987 году, как уверяли нас тогдашние владельцы дома – Чаеразвесочная фабрика, развалины которой мы вот уже несколько лет наблюдаем за окном. Ведь теперь новые времена! Олигархов, ворья и жулья – дикого капитализма то есть. Поэтому и простой человек ныне – лишь разменная монета для власть имущих. О нём и вспоминают-то только накануне выборов. Нужно же кому-то светлых обещаний надавать. А если обратится такой человек в соответствующие организации с тем же ремонтом – ответ один: «Квартира приватизирована – делайте ремонт сами». Кто рискнёт? А если и рискнёт какие-нибудь льготы, положенные ему, с государства «срубить», ему такое количество справок, справочек и справчонок предложат предоставить, что и оставшейся жизни не хватит, чтобы все их собрать.
  — Ну, что это у вас всё такие мрачные мысли и краски? — изумится иной оптимистичный читатель. – Везде же только и слышишь о постоянном повышении пенсий, улучшении благосостояния пожилых россиян. Валоризация даже, какая-то, вроде, идёт. И пенсии повсюду должны быть не ниже прожиточного минимума, как утверждают руководители страны…
  Должны-то должны, да вот только концы с концами что-то никак не сходятся. Как этот «прожиточный минимум» тугодумцами региональными, федеральными ли определяется – вообще уму непостижимо.
  Я не знаю, каков «прожиточный минимум» в нашем регионе, но зато точно знаю, что на пенсию прожить невозможно! Для наглядности приведу цифирь, которая, как известно – самый веский аргумент в любом споре.
  Значит, вышел я на пенсию в июле 2008 года, проработав до этого не менее тридцати лет в различных должностях. То-то было радости! Наконец-то буду иметь хоть какие-то карманные деньги! Поскольку последние пять лет перед пенсией я нигде не работал. Не работал по просьбе жены и сына, наблюдающих мой ежедневный раздрай между писанием статей для родной редакции и собственно писанием: рассказов, повестей, на которые сил у меня уже почти не оставалось. Ни душевных, ни физических. И это постоянно раздражало: разрыв между существом и существованием. Между призванием и зарабатыванием средств на жизнь, на прокорм себя и семьи. А годы стремительно мчались, а сделанного в литературе казалось так мало. Спасибо моим родным, что они меня из этого круговорота, где я бегал, словно белка в колесе, выдернули. Спасибо сыну и жене за те счастливые пять лет: с 55 до 60, за которые я сумел написать и издать две очень неплохие, судя по отзывам читателей, книги…
  Однако «пожировать» мне пришлось недолго. Правда, к апрелю 2009 года, когда из-за непрофессионализма врачей умерла моя жена, пенсия составляла уже 4552 рубля 24 копейки. И этой суммы, увы, не хватило, чтобы заплатить за нашу трёхкомнатную, в 56 квадратных метров, квартиру, ибо я заплатил в первый месяц вдовства (все цифры привожу по квитанциям оплаты) 2772 рубля 10 копеек за жильё. За телефон (Интернет, абонементная плата, переговоры) – 1926 р. 56 коп. За электроэнергию – 300 рублей. Итого: 4698 р. 66 коп. То есть, коммунальные «услуги» (слово это могу взять только в кавычки, ибо они очень слаборазличимы) «съели» на 146 рублей 42 копейки больше того, что я получил! Тут-то я и запаниковал. А на что же жить?! И как жить? Ведь у меня даже нет своего огорода, как у того деда из Токмы, с которого он кормился.
  Я не на шутку запаниковал. Тем более что цены практически на всё, как по команде, при каждом повышении пенсии тут же шли вверх…
  «Отказаться от Интернета? Но им пользуюсь не только я, но и сын, постоянно рассылающий в различные организации свои резюме и пытающийся вот уже больше года безуспешно устроится на работу, соответствующую его университетскому образованию. Да и даст это полторы тысячи экономии, не больше. Два раза за продуктами на рынок сходить. Ну, если очень экономно – три. Но месяц на такую сумму вдвоём всё равно не прожить! Тем более что сын мне пока ничем помочь не может. Сам перебивается случайными заработками, да ещё за учёбу в «художке» платит. Ну ладно, после жены – спасибо Лимнологическому институту и сотрудникам её лаборатории – у нас есть какие-то деньги. Но что делать, когда они закончатся?..».
  А тут ещё, как на грех, башмаки прохудились. И надо бы купить новые. А на что? Слава Богу, уж март наступил. Так что скоро можно будет на демисезонную обувь перейти.
  Как известно, беда не приходит одна. Она тянет за собою целую вереницу всяких бед и неудач. Вот и у меня, от нестерпимого горя от потери близкого человека, от постоянных мыслей, как выжить, повылезали неведомые дотоле болячки. Давление безжалостно, подобно ценам, полезло вверх. Однако выписанные врачом лекарства, снижающие давление, я купить не смог, ибо цены на них были значительно выше даже самого высокого моего давления.
  В общем, получался какой-то замкнутый круг. Я чувствовал себя волком, обложенным со всех сторон красными флажками. И как тут не вспомнить Василия Макаровича Шукшина с его горькой фразой: «Простому человеку во все времена живётся непросто». И действительно, вспоминая своих родителей, я помню, что они постоянно, по выражению мамы, «выкручивались», дотягивая от зарплаты до зарплаты. Хотя всю жизнь честно трудились. А выйдя на пенсию не только сами кормились со своей «дачёнки», но и нас с сестрой с неё же подкармливали. А ведь мама моя больше сорока лет проработала медсестрой в различных лечебных заведениях! Однако пенсия у неё была, увы, невеликая. Отцу, правда, повезло больше. Да и то только оттого, что успел повоевать с Японией в Великую Отечественную войну. От этого и пенсия у него была пошибчее. Но и на отцову пенсию, даже одному, в Пхукет всё равно не съездить…
  Чего это я о Тайланде-то заговорил?
  Недавно встретил на улице, как раз перед 8 Марта, выпорхнувшую из такси давнишнюю свою приятельницу, удачно вышедшую в своё время замуж за чиновника, который стал потом «видным областным политиком», постоянно куда-то избирающимся. То в городскую, то в областную думу, то ещё куда, подальше от Иркутска… Зато поближе к Москве.
  Так вот, эта весёлая щебетунья, вся уже (это в начале-то весны), как шоколадка, поделилась со мной, от полноты чувств, оттого, что её загар не остался незамеченным, своими предпоследними новостями.
  — Это я в Пхукете, на Андаманском море так загорела. Мы туда с друзьями уже не первый год недельки на две в конце зимы ездим. Здорово! Из стужи в лето – нырк! И тебе, кстати, советую съездить. Тем более что это обходится не так уж дорого. Во всяком случае, дешевле, чем в Сочи отдохнуть. Съезди, развейся, советую.
  — Как-нибудь съезжу, — пообещал я, безо всякой, впрочем, надежды на выполнение своего обещания.
  — Ну, пока!— проворковала «шоколадка» бальзаковского возраста, чмокнув меня по старой памяти в щёку. – Извини – куча дел! Маникюр надо сделать, причёску соорудить. Мы с Серёжей вечером на банкет идём к друзьям. Годовщина их новой фирмы!— пояснила она свою чрезвычайную занятость, уже на отрыве от грешной земли унося с собой запах неведомых мне духов и полноту жизни.
  А я, поверьте, нисколько не завидуя ей, побрёл своей дорогой, размышляя о своих палестинах.
  «К сестре бы, в Ангарск, надо съездить. Давно не виделись. Да вот цены на автобус увеличились… А сейчас надо пойти хлеба купить, молока…». И тут мне припомнилось стихотворение уже, увы, ушедшего из жизни ангарского поэта: «Когда бы не проблемы молока, они б ушли, как эти облака…». От этого воспоминания мне стало чуть повеселее. Подняв же взор к небу, я никаких облаков на нём не обнаружил. Оно было серое и низкое, как жизнь большинства наших соотечественников.
  За молоком я решил пойти (хоть и подальше – зато подешевле) в социальный отдел рынка «Сезон», размышляя по дороге о том, что основная «удавка» для пенсионера — это всё же не цены на продукты, а ЖКХ. Потом – медицина, если, не дай Бог, болеешь. И только на третьем месте – еда.
  «Впрочем, не всё так уж безнадёжно. Немцы вот «электронку» прислали. Снова собираются перевести мои «Байкальские повести». Значит, будет хороший, даже очень хороший, гонорар. В разы превышающий скромные гонорары, начисляемые за творческий труд в нашей стране, а то и не начисляемые вовсе… Ничего, выживем как-нибудь. Тем более что за февраль пенсия моя составила уже 5982 рубля 48 копеек! А с первого апреля ещё грозятся надбавить. Правда, и плата за коммуналку с нового года увеличилась… И, может быть, права та старушка, стоящая передо мной в очереди в социальный отдел, подслеповато разглядывающая ценники. И после ознакомления с ними устало сказавшая: «Лучше бы уж они совсем не набавляли пенсии. А то шуму много, а толку мало. Только добавят чуть – тут же цены на всё вверх скакнут».
 

Владимир МАКСИМОВ.

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: