Колумбрусской иконы

С именем замечательного художника, страстного коллекционера, попечителя Третьяковской галереи Ильи Семеновича Остроухова более чем с каким­либо другим именем связано открытие древней русской живописи. Появившись, расчищенная рукой искусного мастера, в его доме, в Трубниковском переулке на Арбате, древняя русская икона поразила всех своей невиданной красотой.
Сотни лет чёрные доски находились на чердаках, в чуланах, подвергаясь действию мороза и сырости, покрываясь голубиным помётом на колокольнях, осыпаясь, превращаясь в изъеденную червоточиной труху. И если древняя русская икона воскресла в начале прошлого столетия, этим мы обязаны прежде всего и больше всего русскому старообрядчеству и таким удивительным подвижникам, как И.С. Остроухов.

днажды, в день рождения, художник­коллекционер получил в подарок от друзей икону «его» святого — Ильи Пророка XV века. С этого времени И.С. Остроухов словно прозрел, всерьёз заинтересовался иконописью и стал самым ярым скупщиком икон в России.
Увлечение древней русской живописью для него стало главной страстью. Ничего иного коллекционером отныне не покупалось, разве иногда только какая­нибудь редкая книга, которой пополнялась его хорошая библиотека, насчитывающая более 12 тысяч томов. «Картины его больше не интересовали, хотя ранее он их собирал, — вспоминал князь С.А. Щербатов, — да и ничего другого для него не существовало, в силу этого словно юношеского, почти маниакального, пламенного увлечения, всё поглотившего...»
Своим увлечением он заразил многих. Дом И.С. Остроухова в Трубниковском переулке сделался центром важного в своих последствиях движения. Иконники, недавние собиратели, новые любители, ученые­археологи – все встречались здесь, открывая для себя неведомую Русь, всё более восхищавшую их.
Русь первоначальная, таинственная для всех Русь Андрея Боголюбского, Великого Новгорода, Русь Андрея Рублева и Сергия Радонежского оживала благодаря иконам, написанным неизвестными древними мастерами. Бытовавшее представление о том, что русская иконопись является неумелой и ремесленной копией византийских икон, а «темновидное» письмо является признаком и характерной особенностью древней русской иконы, рассыпалось отныне в прах.
Даже для такого тонкого знатока искусства, каким был П.П. Муратов, это было потрясением. 6 ноября 1912 года он писал Остроухову: « Дорогой Илья Семенович, прибыл в Москву, нашел Ваше письмо. Было много хлопот, дел, я всё откладывал визит в Трубниковский дом. Вчера утром пошел туда после хлопотливого дня и плохого сна ночью... И пережил одно из 3—4 самых сильных художественных впечатлений моей жизни. Я ждал многого по Вашим письмам, но то, что увидел, превзошло всякую меру предположений. Я был так взволнован и растроган, что целый день не мог вернуться к будничному <...> ощущению...
У Вас в доме сейчас – лучшее, что есть, и величайшее из всего в России... Если когда­нибудь суждено мне будет написать книгу о древнерусской живописи... она будет посвящена Вам – первому русскому художнику­собирателю и воскресителю русских икон. <...> Боже мой, какое великолепие у Вас дома! В первый раз вижу вещи силы «Троицы».
В доме И. С. Остроухова царила атмосфера настоящего культа иконы, храмом которой сделался пристроенный к старому тесному особняку И.С. Остроухова музей, где бывала вся Москва и куда непременно заезжали иностранцы.
Илья Семёнович принимал у себя директора Люксембургского музея, английскую делегацию, по просьбе Д.И. Толстого, директора Императорского Эрмитажа, он показывал сэру Джону Мирроу, коллекционеру и директору одного из музеев в Лондоне, ещё и Третьяковскую галерею, и достопримечательности Москвы.
Самым известным иностранным посетителем музея Остроухова был французский художник Анри Матисс, приехавший в Москву в конце октября 1911 года.
«Надо было видеть его восторг от икон! — писал И.С. Остроухов А.П. Боткиной. — Он буквально весь вечер не отходил от них, смакуя и восторгаясь каждой. В конце концов он заявил, что из­за этих икон стоило приехать и из более далёкого города, чем Париж, что иконы эти выше теперь для него Фра Беато. Сегодня вечером Сергей Иванович Щукин звонил мне, что Матисс буквально всю ночь не мог заснуть от остроты впечатления».
В 1913 году, в Москве в Деловом дворе на Солянке состоялась первая выставка икон из собрания И.С. Остроухова. Она была приурочена к чествованию 300­летия Дома Романовых. Впервые широкая публика увидела иконы, раскрытые от потемневшей олифы и от позднейшей ремесленной прописи. Ценители искусства поняли, в России есть великое художественное прошлое, которым можно гордиться.
«Возьмитесь за историю древней русской живописи, — говорил в ту пору Илья Семёнович Павлу Павловичу Муратову. — Она не написана и даже никак, собственно говоря, никем не затронута. Написать её сейчас, конечно, ещё нельзя с тем, что мы знаем. Но надо сделать первый шаг».
И первый шаг был сделан. П.П. Муратов принял участие в предпринятой И.Э. Грабарем «Истории русского искусства» и написал для неё соответствующий том.
Бывший замоскворецкий купец И.С. Остроухов, человек властный, запальчивый, любивший желания свои осуществлять даже тогда, когда это изумляло или сердило других, меж тем настойчиво искал мастеров­реставраторов, способных вернуть древним иконам жизнь. И находил! И каких! Чего стоил один «простой» человек, иконный мастер из слободы Мстёры Владимирской губернии Евгений Иванович Брагин, через руки которого прошли все лучшие иконы остроуховского собрания. Инстинкт у этого человека был изумительный, память огромная, ум цепкий. Глаз его видел вещи, которые с трудом различал непривычный глаз. «Как же вы не видите, — говорил он иногда тихо и укоризненно, — вот это киноварь шестнадцатого века, ну а вот эта постарше. Я думаю, лет на полтораста...»
В Третьяковскую галерею «самодур» И.С. Остроухов «посадил» хранителем «своего человека» — Николая Николаевича Черногубова, происходившего из Костромской губернии. «Черногубов Н.Н. в том и выказал себя человеком необыкновенно острым и проницательным, — писал П.П. Муратов, — что догадался сразу о художественном открытии, какое вместе с познанием иконы ожидало русских любителей и историков искусства».
Однажды вечером Черногубов принёс Остроухову большую сияющую красками на белом фоне новгородскую икону. Коллекционер был сражен увиденной красотой! Он знал иконы, и даже хорошие и тонкие, но такого редкого письма икону видел впервые. Илья Семёнович позже признавался, что в первое время ни о чем ином не мог думать, не спал ночами, приходил в библиотеку, зажигал свет и читал всё, что можно было прочитать в книгах...
Да, он оказал русскому искусству неоценимую услугу в деле популяризации иконы. Именно по инициативе академика петербургской Академии художеств, члена Московского археологического общества И.С. Остроухова была произведена реставрация «Троицы» Андрея Рублева, порученная собором монахов Троице­Сергиевой лавры художнику­иконописцу В.П. Гурьянову; под наблюдением И.С. Остроухова летом 1914 года в Кремлевском Благовещенском соборе была раскрыта икона «Богоматерь Донская»...
В 1918 году собрание Остроухова было национализировано и стало именоваться Музеем иконописи и живописи. Сам Илья Семёнович был назначен его пожизненным хранителем.
И.Е. Репин, живущий после октябрьского переворота в Финляндии и оказавшийся в изоляции от русских живописцев, писал в 1923 году в Москву, интересуясь судьбами оставшихся в России друзей: «Интересно, чем Остроухов теперь поглощается? А если бы он вернулся к живописи! Ведь это истинный, большой талант...»
Остроухов был его учеником. И учеником не бесталанным. По масштабу восьмидесятых­девяностых годов Остроухов был отличным художником: пейзажи его не уступали Левитану.
Уже первые картины Остроухова, появившиеся на передвижных выставках в середине 1880­х годов, привлекли внимание ценителей искусства, и прежде всего П.М. Третьякова. Частые поездки в Абрамцево, знакомство с С.И. Мамонтовым, творческая атмосфера мамонтовского кружка, сближение со многими именитыми мастерами живописи, в том числе с И.Е. Репиным, укрепили намерение И.С. Остроухова стать художником. Репин, работавший в то время над картиной «Крестный ход в Курской губернии», несмотря на сильную занятость, по праву оценил талант молодого художника и взял его под своё покровительство. Они вместе выезжали на этюды, зимний сезон 1881/1882 года Остроухов посещал в Москве репинские воскресные рисовальные вечера, овладевая мастерством рисунка.
Надо сказать и о знакомстве молодого художника в это же время с И.И. Шишкиным, П.П. Чистяковым и А.А. Киселевым, к советам которых он внимательно прислушивался и которых также позже зачислил в число своих учителей.
Кому не знакома картина И.С. Остроухова «Сиверко», написанная в 1890 году и находящаяся ныне в Третьяковской галерее. Едва появившись на очередной выставке передвижников, она сразу заставила говорить о себе. Её сравнивали с картиной «Над вечным покоем» И.И. Левитана и считали одним из шедевров искусства конца XIX века. «В этой вещи есть замечательная серьёзность, — писал И.Э. Грабарь, — есть какая­то значимость, не дающая картине стариться и сохраняющая ей бодрость живописи, ясность мысли и свежесть чувств, несмотря на все новейшие технические успехи и через головы всех модернистов». Это был воистину гимн России, созданный русским художником. По сути «Сиверко» стал последним крупным произведением, подводящим итоги, по словам современника, «кристаллизовавшим общие поиски» искусства эпохи передвижничества. Это понимал и сам И.С. Остроухов. В конечном итоге он перестал создавать картины, стал всё реже заниматься живописью, а постепенно и вовсе отошёл от нее.
И главную роль в этом сыграла его неуёмная собирательская страсть и знакомство с древней русской живописью, которой он посвятил всю свою дальнейшую жизнь.
Ему суждено было стать настоящим Колумбом древнерусской иконы.

Наталия и Лев АНИСОВЫ