Комментариев пока нет
Рубрика: Без рубрики
05.06.2015
Блокноты длиной в жизнь
Чтобы не возвращаться к этому ещё, сразу объясним название, как его понимает сам автор. В средние века, когда нередки были дуэльные схватки за честь и достоинство дамы, а то и за свои собственные честь и достоинство, всё решала шпага. И становились они, шпаги, всё длиннее. Дело дошло до того, что, сойдясь вплотную, противники уже не могли поразить друг друга. Мысль человеческая тут же подсказала выход — в левую руку надо взять короткий кинжал и уже им проткнуть ненавистного обидчика. Все пятисотстраничные тома пронинского «пятикнижия» состоят из коротких, в несколько строк записей — нередко кинжальной остроты и неожиданности.
Известность и признание Виктор Пронин получил за свои криминальные романы, многие из которых стали знаменитыми фильмами — «Ворошиловский стрелок», «Женская логика», «Гражданин начальник», серия романов «Банда», «Брызги шампанского»… Поэтому нет ничего удивительного в том, что и название его блокнотов, как он их сам называет, носит несколько криминальный оттенок.
— Виктор Алексеевич, поясните, наконец, что за жанр вы изобразили на двух с половиной тысячах страниц, которые получили уже дюжину восторженных рецензий от «Литературной газеты» до украинских многотиражек, кучу премий и даже в «Московском литераторе» названы «Лучшей книгой» последних нескольких лет?
– Всё очень просто, Сергей Михайлович… Работая ещё в украинских молодёжных, и не только молодёжных газетах, в журналах «Человек и закон», «Огонек», бродя по Сахалину и Курилам, Средней Азии и Прибалтике, я всегда держал в кармане маленький блокнотик. Со временем этих блокнотиков — кстати, не все они были такими уж маленькими — накопилось достаточно много. Слава Богу, несмотря на мои многочисленные переезды и перелёты, все они сохранились, и однажды напомнили о себе. А случилось это как раз в то время, когда я находился на третьем этаже Московского правления Союза писателей в замечательном издательстве «У Никитских ворот». Руководят этим издательством Олеся Емельянова и Маша Должкова — две сестрички, две невероятные красавицы, которые искренне расположены к людям талантливым и простодушным, это я уже о себе. Они улыбнулись мне, усадили за стол, налили итальянского кьянти и предложили выпить за мои творческие успехи. И что мне оставалось делать, Сергей Михайлович?
– Грешно было отказываться от их предложений…
– Я так и поступил. И в тот же вечер засел за блокноты. Это была большая работа. Мне бы ни за что с нею не справиться без великодушной поддержки издательства «У Никитских ворот».
– А дальше что — шестой том?
– И седьмой тоже. С каждым томом я всё дальше углублялся в своё прошлое. Начал с блокнотов 2010 года, а в пятом томе был уже в 1965-м. Сегодня, в 2015-м, углубился по времени уже на пятьдесят лет. И оказался в тех временах, когда был молод, глуп и счастлив. И это в записях чувствуется. И молодость, и глупость, и счастье.
– В этих блокнотах не только вы, Виктор Пронин, там, насколько я заметил, страна присутствует. Это как, сознательно или невольно?
– Я же почти всю жизнь в журналистах! Украинские газеты, дальневосточные, столичные… При всём моём желании я не мог обойти судьбу моей страны, судьбу России, тем более что за эти пятьдесят лет произошло столько событий, перемен, переломов… И журналисту положено иметь обо всём этом не только представление, но и собственное мнение — обоснованное, убеждённое, твёрдое… И сейчас, по прошествии этих вот сумбурных пятидесяти лет, вчитываясь в собственные записи, я не могу себя упрекнуть в неверности своей стране, в том, что в ней колебался, искал, где лучше, где колбаса потолще и подешевле. Хотя она, страна, не всегда была ко мне добра и справедлива. Впрочем, правильнее будет сказать, что страна здесь ни при чём — жизнь не всегда была добра ко мне и справедлива. Да и сегодня она могла бы быть со мной чуть помягче, чуть щедрее. В этих своих блокнотах я частенько жалуюсь на жизнь, на людей, на женщин жалуюсь… Но не на страну. С ней у меня всё в порядке. Я не знаю страны лучше, ближе мне и роднее. Я немало поездил по белу свету. И Испания хороша, и на Кипре неплохо, и в остров Родос почти влюбился… Но везде двух недель мне вполне хватало. Может быть, в этом моя ограниченность? Даже сейчас часа вполне достаточно, чтобы собраться на Курилы, на Кольский полуостров, в высокогорный Хорог, на озеро Байкал!
— Виктор Алексеевич, вы говорите, что жизнь могла бы быть щедрее к вам… В Интернете я прочитал, что у вас вышло более двухсот книг… Не много ли?
— Мало. И потом… Смотря как считать, смотря что считать… «Ворошиловский стрелок» издан не менее десятка раз. И вот лежат передо мной десять книг, десять изданий… Но роман-то один!
– Судя по некоторым вашим интервью, вы были журналистом достаточно боевого склада и авторитетным… Вызволяли людей из тюрем, снимали прокуроров… Было?
– Было.
– Как вы вообще оказались в этой криминальной теме?
– После Сахалина и Курил я вернулся в Днепропетровск и, к своему удивлению, обнаружил, что нет для меня в этом громадном городе ни работы, ни жилья, ничего из того, что требовалось для более или менее сносного существования молодой семье. Юная жена Людмила, в девичестве Шаповалова, малолетнее дитя и всё, что с этим связано.
– И в этом громадном городе не нашлось работы для журналиста?!
– Дело в том, что, улетая на Сахалин, я в Днепропетровске оставил о себе неважную репутацию — прослыл шалуном и вольнодумцем. Я не был диссидентом, нет, но вольнодумцем был искренним и последовательным. Не знаю, что было опаснее, но тогда не поощрялось ни то ни другое. Особенно на Украине, особенно для человека с русской фамилией, особенно в идеологических организациях, каковыми считались даже безобидные молодёжные газеты.
– Уже тогда на Украине...
– Да, уже тогда.
– И?
– Взяв дитё под мышку, а жену под ручку, отправился на вокзал — мы перебрались в Москву. Не буду отвлекаться и рассказывать, чего это всем нам стоило. В итоге мы поселились в полуразрушенной избе, в подмосковном Одинцове. Наш адрес был с тремя «ш» – Подушкинское шоссе, шесть. Дальнейшая наша жизнь показала, что это был добрый знак. У безработицы есть одно важное достоинство — обилие свободного времени. И я использовал эту вынужденную безработицу, чтобы написать детективную повесть. Плохая была повесть, слабенькая. Но я отнес её в только что организованный журнал «Человек и закон». Главный редактор Высоцкий Сергей Александрович, дай Бог ему здоровья, повесть не взял, но взял меня. Вначале на должность корректора. Затем, учитывая мои заслуги и предрасположенность к работе ответственной и даже творческой, сделал редактором отдела литературы. Уточняю — не завотделом, нет, просто редактором. В мою задачу входило совсем даже не вычитка рукописей — я должен был поставлять в журнал очерки криминального содержания. Милицейские, прокурорские, следственные и прочие. Так я и оказался в милицейской теме.
– По слухам, могли позволить себе чуть ли не открывать ногой дверь в кабинет Генерального прокурора.
– Это уже чушь. В кабинет Генерального прокурора никто не может войти, открывая дверь ногой. Повторяю — никто. Но в этом высоком кабинете мне бывать приходилось — по взаимной договорённости главного редактора «Огонька» Анатолия Владимировича Софронова и Генерального прокурора Александра Михайловича Рекункова. Да, к тому времени я уже работал в «Огоньке», куда меня перетащил из «Человека и закона» все тот же Высоцкий Сергей Александрович, который стал заместителем Софронова. Дела у меня в «Огоньке» пошли неплохо, я продолжал разрабатывать криминальную тему, мои материалы печатали охотно, причём не только очерки, но и повести, в четырёх номерах шли, с продолжением. Да, и должность — заведующего отделом морали и права! — до меня такого отдела в «Огоньке» вообще не было. А отдельный кабинет! В «Огоньке»! Естественно, правовые материалы шли через мой отдел, естественно, с ними знакомился Генеральный прокурор, естественно, мне приходилось класть на его стол эти материалы. Мы прекрасно друг друга понимали… Ну, как было не поговорить о жалобах, которые сыпались на мою голову чуть ли не со всех сторон, чуть ли не из всех тюрем… Вот и удалось однажды одним очерком, опубликованным в журнале «Огонёк», сменить чуть ли не всю судебную власть в городе Днепропетровске. Ведь было! Каждое утро, приходя в редакцию, я видел мешки писем у дверей моего кабинета — на мои очерки откликался чуть ли не весь Советский Союз!
– Виктор Алексеевич, в чём ваша личная нравственная опора, которая держит вас в творчестве, в каком бы жанре вы ни работали? Боль, жажда справедливости, сострадание и к реальным героям, и к вымышленным… Ведь это то, что отличает вас от несущегося мимо потока так называемого чтива… Откуда?
– В вашем вопросе большая доля комплимента… Но отвечать надо, да? Если отвечать без улыбки, всё из детства, Сергей Михайлович, всё из детства… У меня есть роман, он называется чуть страшновато… «Падай, ты убит!». Мне кажется, это лучший мой роман, но судьба его печальна. Да, он не залеживался на прилавках, его расхватывали, несмотря на то, что тиражи достигали двухсот тысяч экземпляров, но попадал он в чужие руки, и читатель надеялся погрузиться в мир крови и насилия. Но уже на пятой странице он понимал, что автор подло его обманул — это автобиографический роман. А название взято из детской игры… Детство моё прошло на Украине и, играя в войну в зарослях кукурузы, подкрадываясь и нападая, мы, заметив, обнаружив противника, кричали торжествующе: «Я вижу тебя! Падай, ты убит!»… Этот роман издан не менее полудюжины раз, но он пребывает в полнейшей безвестности, повторяя судьбу своего автора. Поясню эту мысль, которая кому-то может показаться странной. Я слишком поздно проснулся. Сонным я окончил школу, институт, сонным бродил по коридорам первых своих редакций, женился сонным, дитё родил… А проснулся уже после Сахалина, после Курил, получив этакую хорошую житейскую встряску. Короче говоря, на четвёртом десятке проснулся. Мне повезло. На мне никак не отразились приёмы школьных учителей-костоломов «ну, тупой и тупой, а с меня, как с гуся вода, потому как сонный», и институт тоже ничего серьёзного во мне не затронул, и украинська мова молодёжных газет… А с Дальнего Востока я вернулся как бы чистеньким, готовым своей нравственно нежной кожей воспринимать житейские ценности, понимая их и уже зная им цену. Вот так, Сергей Михайлович, бестолково, но искренне я бы ответил на ваш лукавый вопрос.
– Первые тридцать лет вы прожили на Украине. Кто ваши родители?
– Отец мой, Пронин Алексей Иванович, из самых глухих глубин Калужской области, мать Миронова Людмила Васильевна, из таких же глубин Ярославской области… Так что произошёл я совсем даже не от знаменитого майора Пронина… А на Украину в 1925 году перебрался ещё мой дед, Пронин Иван Федорович, спасаясь от бездолья в Козельском районе Калужской области… Это тот самый Козельск, который получил прозвище «злой город» ещё от татар…
— Каково ваше отношение к сегодняшней Украине? Чего ждёте от неё, чего опасаетесь, на что надеетесь?
— У Тараса Шевченко есть такие строки… «Схаменыться, будьтэ люды, бо лыхо вам будэ…». На русский язык это можно перевести примерно так… «Опомнитесь, будьте людьми, не то горе вас постигнет…». Как в воду смотрел Тарас Григорьевич. Горе уже постигло Украину, война идёт, тысячи погибших… Киевскую власть можно понять — в Соединённых Штатах уже севастопольские участки продавали, под разработку донецкого газа договоры подписаны… Отступать, как говорится, некуда…А тут бац! И Крым уже в России. Отсюда и остервенелость новых властей… Чего опасаюсь? Опасаюсь, как бы не кончились консервы и патроны у ребят из Донецкой и Луганской республик. На что надеюсь? Надеюсь, что пройдут, наконец, по проспектам Донецка и Луганска наши такие замечательные танки. Говорят, что они лучшие в мире. Мне ведь эти города не чужие, я там на шахтах практику горного института проходил, за девушками ухаживал… Какие красавицы! Им надо алые розы дарить, а на них снаряды сбрасывают! Но ужас не может длиться слишком долго — рассвет обязательно наступит! Может быть, даже в этом году.
Фото Елены ДЕЕВОЙ.
Комментарии:
Статьи по теме:
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий