Комментариев пока нет
Рубрика: Круг чтения
22.02.2019
Басни Отца Савватия
На скотный двор
жильцы его решили.
другие вмиг срубили.
И вдруг Баран забрёл к ним
для чего-то,
И сразу всё пошел критиковать:
«Кто так учил вас гвозди забивать?
Зачем шарниры здесь прибили,
а не там?
И для чего ворота разделили
пополам?
Их сделать б цельными,
чтоб кверху открывались,
Так два шарнира бы
в запасе вам остались»,
Кто больше всех кричит, тому и вера.
Барана приняли жильцы
за инженера
И сделали всё так, как он велел.
Баран ворота деловито осмотрел
И приказал открыть для пробы.
Но не упали чтобы,
подперли снизу их шестом.
Баран одобрил снисходительно кивком
И стал в ворота важно заходить.
Но тут шесту случилось подломить
Свою единственную ногу.
Баран без памяти свалился на дорогу.
Но должен вам сказать: не впрок,
Пошёл ему такой урок:
Баран решил, что здесь должно
Стоять хорошее бревно.
В любом полезном деле
Бараны нам изрядно надоели.
И чтобы лучше шла у нас работа,
Баранов нужно выгнать за ворота.
Что будет скоро страшный мор.
Беда большая приключится –
Ничто нигде не уродится.
Среди мышей смятенье и разброд.
Кто набивает салом полный рот,
Кто в крынке со сметаной утонул.
Но всяк съестное прятал и тянул.
В единый миг запасы растащили,
Испортили, погрызли и сгноили.
Исчезло всё. И вот тогда
И впрямь к мышам пришла беда.
Кто помер с голоду.
Иных собратья съели,
Другие же настолько похудели,
Что лапки двигали едва,
Свернулся хвост, повисла голова.
Бубнил прискорбно
кто в живых остался:
«А слух-то верным оказался».
И невдомек им,
паникерам бесноватым,
Что сами же они
во всём и виноваты.
СОРОКА
В наш лес Сорока прилетела
И трескотней свой сумела
Общественное мнение создать,
Что у Вороны, мол, есть зять,
С которым та живет, как с мужем.
«Вы скажете: свидетель нужен?
Вам подтвердит моя кума,
Она всё видела сама.
Хоть у кого спросите,
каждый знает,
Что зять Ворону ублажает».
Ворону дружно осуждали,
За аморальность зятя сняли
С руководящего поста.
И лишь того не разобрали,
Что это просто клевета.
Без клеветы не обойдется.
Но самая большая в том беда,
Что мы Сороку слушаем всегда.
В суть дела он тотчас же вник
И обстановку здраво оценил,
Что понапрасну тратить сил
И за мышами серыми гоняться
Ему не стоит –
лучше здесь питаться.
Но как-то утром спозаранку,
Когда снимал он сливки с молока,
Его за шиворот поймали
И дали здоровенного пинка.
Кота на пищеблоке больше не видали!
Пусть для пинка свой приготовит зад!
Что в свой зубастый страшный рот
Он больше мяса не возьмёт.
И мимо Зайцев проходил,
Приветливо кивая головой.
Его морковкою Зайчонок угостил –
Морковку Волк с улыбкой проглотил.
Зайчонок со всех ног домой
И всем кричит,
что Волк стал в «доску» свой.
От зайцев почести ему и поклонение,
В честь Волка торжества
и песнопения.
И вот уже у власти он.
Волк издает один, другой закон,
Он зайцев потихоньку притесняет
И по закону вскоре всех съедает.
В огромной, ненасытной пасти,
Ты, Заяц, лучше убеги,
Не дожидаясь волчьей власти.
И за «кусточком» пораскинь мозгами,
Что общего у Зайцев с Волками.
Гусь и Хорек
Гусь и Хорек собрались на рыбалку.
Крючков набрали, грузила и палку,
И сорок литров красного вина.
Такового количества сполна
Хватило бы на дюжину Гусей
И столько же Хорьков и Поросей.
Но наших рыбаков ничем не удивишь,
На берегу порезали камыш
И сделали красивый балаган.
Хорек припрятал от Гуся стакан,
Вино налил в большую плошку
И приготовил хлебную окрошку.
Хорек доволен, счастье через край,
Пока лакается – лакай.
Гусь засопел, но виду не подал,
Смиренно крошки с плошки поклевал,
Почистил клюв, не сыт, не пьян,
Залез поспать в красивый балаган.
Хорек три раза повторял окрошку
И наконец уткнулся мордой в плошку.
Гусь торжествует – час его настал,
С вином бочонок вскоре отыскал,
Могучий клюв в бочонок опустил
И с наслажденьем долго-долго пил.
Но месть Гусю покоя не дает,
Тревожит мысли, сердце жжет,
Надменно-грозный сделал взгляд
И поклевал Хорька в вонючий зад.
На берег вышел, гордо клюв поднял
И так громоподобно гоготал,
Что всех, кто был в лесу, перепугал.
Лесной Медведь – большой противник пьянства
Не потерпел такого окаянства,
Он нарушителей запряг в тяжелый воз,
Но дал телегу без колес.
Не знаю, может их уже простили
И от телеги этой отлучили,
Но года два тому, как мне известно,
Она еще не сдвинулась и с места.
Мораль из басни, думаю, ясна:
Не пейте много красного вина!
Ты далеко или близко ли?
По какой тропинке-стёжке до тебя дойти?
Тебя чудную, таинственную, где найти?
В чисто полюшко пойдёшь иль в дивный лес
Уж, наверное, насмотришься чудес.
Заигрался, засмотрелся на его красу.
Синева небес струится сквозь вершины вниз,
На кустарнике зелёном паучок повис.
Суетятся, копошатся муравьи,
Растекаются от кучи как ручьи.
Голосочком серебристым средь камней.
Меж цветочками лесными мотылёк
Закружил Ванюшу, в лес глухой завлёк.
Неуютно стало в сумрачном лесу,
Потерял он свою прежнюю красу.
Приумолкли даже птицы средь ветвей,
И куда-то потерялся тот ручей.
Сине небо помрачнело, стало злым,
Над болотом потянулся сизый дым.
Видно к ночи Леший трубку раскурил
Над болотом средь неведомых могил.
Напускает он на путников дурман,
После прячет их в бездонный свой карман.
И кричат они и просятся домой,
Но в плену их держит чудище лесной.
Испугался наш Ванюша, побежал,
Руки, ноги о корягу ободрал.
И заплакал бы, да нет на это слёз,
Лишь по коже пробежал слегка мороз.
Время к полночи, и в свой ночной обход
Вышла полная луна на небосвод.
Серебром одела лес ночной луна,
Всё кругом заполонила тишина.
Огляделся, видит справа огонёк.
И пошёл за огоньком лесной тропой,
И творил молитву в сердце со слезой.
Время за полночь, и лес пореже стал,
Огонёк к поляне вывел и пропал.
На краю поляны у опушки
Притулилась неказистая избушка.
На крыльце стоят лопата и топор,
И ручья внизу чуть слышен разговор.
И не знает Ваня: правда то иль сон,
Неужели из лесного плена вышел он?
И робеет к той избушке подойти,
Да иного как бы нет ему пути.
Осмелел немного, подошёл до двери,
Петли песню ржавую пропели.
За порог ступил и… в сердце тихо стало,
И тревога вся куда-то вдруг пропала.
Старец чётки держит левою рукою,
На лежанку опирается другою.
Стопка книг, распятие, иконы,
Где Святой творит молитвы и поклоны.
У икон на аналое две свечи
И вязанка дров у маленькой печи.
Так Ванюшу старец привечал:
- Вот картошка, хлеб с водичкой – подкрепись,
На лежанку возле печки спать ложись.
Всё, что нужно, утром расскажу
И домой тебе дорогу укажу».
Снится сон Ванюше: поле у опушки,
Вдоль дороги бродят дети и старушки,
Старики поодаль рядышком сидят,
Молодые хороводятся, галдят.
И никто не занят делом никаким,
А вдали на небе с чашей Херувим.
Но никто на небо взор не обратил,
Видно враг им веки тяжкие смежил.
В суете проводят век короткий свой,
Возлюбили больше праздность и покой.
Побежал дорожкой Ваня и кричит:
«Посмотрите! Ангел с чашею стоит!
Посмотрите! Посмотрите на него!»
Но не слышат люди голоса его.
«Просыпайся, Ваня, - слышит старца он, -
Наяву увидишь скоро этот сон.
Наяву предстанет ангел пред тобой
А теперь пора тебе домой.
Чтобы Богу жизнь угодною была,
В своём сердце не держи на ближних зла,
И молиться никогда не забывай,
Не суди и никого не обижай».
Вдоль оврага доберёшься ты домой
Через тридцать лет мы встретимся с тобой.
Солнце кружит хоровод.
Словно птицы улетают
День за днём, за годом год…
И не то, чтоб умный малый,
И не то, чтобы дурак.
Жил, как все, пахал и сеял,
В Бога верил, баб любил,
И с соседом Досифеем
После баньки водку пил.
Но однажды в час закатный
Наш Иван затосковал,
Вечер вроде бы приятный,
И никто не огорчал.
Вот пошёл он по дороге.
Дом последний позади.
Почему-то сами ноги
В ближний лес хотят зайти.
Сел на пень, потупил очи,
Низко голову склонил.
И что было дивной ночью,
Всё обратно пережил.
В небе звёзды, полночь скоро,
Свет дневной давно потух,
А в деревне на заборе
Первый раз пропел петух…
Старец дивный пред Иваном вновь предстал.
«Здравствуй Ваня, - тихо старец говорит:
- Видишь, Ангел в небе с чашею стоит.
Ждёт от Бога Ангел повеленье
Наказать народ за грех, за отступленье.
Латинянам нашу церковь продают
И народ простой к погибели ведут.
Папе Римскому готовы присягнуть
И туфлю его поганую лизнуть.
Нынче тяжкие, худые времена.
И Россия в чужеземных стременах.
Нас предательством и хитростью связали
И врагам на поругание отдали.
Ни Добрыня, ни Илья нам не помогут.
Всем, кто верует – в страданиях дорога.
Вот, возьми Евангелие и Крест
И неси по всей России благовест.
Ты к войне с мечом народ не подымай,
К покаянью со смиреньем призывай.
Как покается пред Господом народ,
Всех врагов Господь с лица земли сметёт.
Ну, прощай. Пора и мне домой.
Я живу теперь в обители иной.
Нынче труд тебе великий предстоит
Ну, ступай, Иван, и Бог благословит!»
Как подружились Лев с Котом.
Ведь Лев велик, могуч, и в пору ту
Такая дружба нравилась Коту.
К тому же Лев – добряк, и хоть не так богат,
С Котом поделится всегда, как с братом брат.
Но зависть и коварство, всем известно,
Котам передается по наследству.
Забыв о дружбе договор,
Кот заскочил на свой забор:
Спина дугой, хвост грязный распушил
И бранью лживою окрестность оглушил,
Что Лев-изменник – предал дружбу нашу,
И за измену Кот его накажет.
Он когти точит день и ночь на Льва,
Кипит от мании величья голова:
«Великий Мяу будет царь царей,
Великий Мяу уничтожит всех зверей.
Всем завладеют кошки да коты,
И скоро сбудутся заветные мечты».
Но вот беда: никто ему не верит.
Смеются над Котом хвастливым звери.
И Кот решил такое совершить,
Чтоб всех зверей величьем поразить.
Задумал он перескочить через забор
И захватить соседний мирный двор.
Спружинив тело, хвост поджав и уши,
Он прыгнул вверх и – оказался в луже.
Завоеваний путь – превратная дорога.
Тому история примеров знает много,
Когда агрессоры, войною опьянясь,
В итоге падают – и мордой прямо в грязь.
Соседке Муха трепетно жужжала, –
Ты благодарна быть должна судьбе,
Что Я твоей подружкой стала.
Ну что б ты без меня … короче, там такое,
Там столько всякого …! И, видимо, съестное.
Летим скорей. Не я б – так не успели.
Кто пошустрей, давно уж налетели.
Жужжат, толкаются, что твой осиный рой,
Не отставай, лети за мной за мной!»
Отважно мухи ринулись в атаку
И сходу шмякнулись на липкую бумагу.
Вы Мух таких, конечно же, встречали,
Готовых хапнуть и украсть,
И жизнь прожить задаром всласть.
Они летают в первых эшелонах,
Стремясь побольше хапнуть миллионов.
Жужжат, толкаются, роятся,
Готовы насмерть за богатство драться.
Но за подобную отвагу
Дорога им – на липкую бумагу.
Никто не ведал, чем он болен был.
В свой домик обветшалый, тесный
Он кучу трав каких-то натащил.
Не зная проку в них и назначенья,
Он сам себе назначил курс леченья.
Однако же, значенья не придав
Лечения такого результату,
Он вдруг попал в больничную палату.
Его там в чувство привели,
Енота нашего спасли.
Врач-Дятел так ему сказал:
«Ты сам себя, бедняга отравлял,
А если будешь так и дальше пить,
То я тебя не стану вновь лечить».
Сейчас по-прежнему Енот
Все травы без разбора принимает,
Теперь уже желтеет, тает
И скоро, видимо, умрет.
Сова гадала старому Кроту:
«Умрешь, однако, верно говорю.
Как только встретишь третью ты зарю, –
То так и знай, четвертой не бывать.
Крепись, милок, не время горевать.
Отдай мне деньги на помин души,
А за гаданье, – как уж сам решишь.
Как ни живи, а смерть свое возьмет …»
«Что делать мне, – печально молвил Крот, –
Хотя и пожил я, бедняга, мало,
Но накопил немало я добра.
Теперь подумать бы пора,
Куда все это мне девать.
Я не желаю ничего отдать
Ни дочери моей, ни сыну;
а уж тем более друзьям
Ни крошки, ни гроша не дам.
И взять с собой ни крошки не могу,
Уж лучше все добро сожгу».
И Крот поджег со всех сторон
Свой пятистенный новый дом.
Погревшись у огромного огня,
Дождался он назначенного дня.
«Пора, – вздохнул он, – скоро умирать, –
Залезу в пепел, буду вечно спать,
Где дом когда-то мой стоял».
Наш Крот два дня в золе проспал,
На третий вылез, пепел отряхая,
И подлую Сову на все лады ругая.
Что тут сказать по поводу морали?
Мы Сов таких, конечно же, встречали,
Но речь сегодня не о них.
Беда же в том, что в нас самих,
В глубинах сердца нашего живет
Себялюбивый, жалкий Крот.
И если не делился никогда ты
с другом или нищим –
То жизнь твоя – лишь дым и пепелище.
В него влюбилась Жаба,
И из убогого жилья,
Она сказала: «Кабы
Имела я большой дворец,
И в нем богатства много,
То с Соловьем бы под венец,
И мне была дорога.
Меня б он сразу полюбил.
И спорить тут не надо,
Он на руках меня б носил,
Считая то наградой.»
Вдруг грянул гром средь бела дня,
Разверзлись небеса,
Дворец возник, богатство в нем,
Свершились чудеса,
Но голос с неба громовой,
Несет такую речь:
«Дворец с богатством будет твой,
Но если же завлечь,
Ничем не сможешь Соловья,
То жизнь кончилась твоя.
Согласна или нет?»
«Сомнений нет, согласна я!»
Кричит она в ответ,
И в скоре пир дает горой,
Певца зовет к себе.
«Женись на мне, любимый мой,
Ведь во дворце тебе
Куда приятней будет жить
И петь будешь чудесней...»
А Соловей: «тому не быть,
Не продается песня»
И оскорбленный улетел,
Наш Соловей домой.
Гром в небе снова загремел,
И Жабу за собой,
Под землю рухнувший дворец,
Унес во мрак земной.
Не нужно эту басню,
А басней я хотел сказать,
Что нет людей несчастней,
Кто ищет только благ земных,
Богатство собирает,
А смерть придет, и в скорбный миг
Все сразу отнимает.
Она вокруг него три раза обошла,
Обнюхала сопливым пятаком,
И заглянув в него глазком,
Увидела свое свиное рыло,
Подумавши, она заговорила:
«Кажись и мне как будто повезло,
Моим соседкам, свиньям, всем на зло,
Я эту штуку выну напоказ.
А где же Боров мой сейчас?
Хотела б я похвастаться при нем.
Мы этим чушкам рыло всем утрем,
Такой штуковины им в жизни не видать.
Не все им перед нами рыло задирать.
Такая гладкая и все мне отражает.
А мордочка моя вообще-то впечатляет,
Жаль пополнела я совсем не по летам,
А помню, Боровы ходили по пятам,
Вот только жаль ни чем оно не пахнет,
Домой возьму его, вот Боров ахнет,
Таких вещей нигде он не видал,
И в жизни ничего подобного не знал,
Такой супруг, пожалуй, мне не пара,
Ему всегда ума не доставало,
Умеет ковырять лишь землю пятаком,
И что живу я с этим дураком?»
Откуда то вдруг Боров появился,
Два раза хрюкнул и остановился.
На небе разбежались облака.
И голубое небо в зеркало упало,
И с краю зеркала слегка
Лучами солнце засверкало.
Но Боров рыло отвернул.
Залег на зеркало, похрюкал и уснул.
На них посмотришь, вспомнишь про Свиней.
Зачем им небо? Было бы «корыто»
Хорошим кормом до верху набито.
«Подстилка» мягкая, и вовремя поспать,
На остальное – просто наплевать.
В земле их мысли вечно копошатся,
И к «небу» видимо, им вовсе не подняться.
И ласково ему сказала:
«Идем со мной, мой дорогой,
Еды там столько, что и не приснится
Тебе «голубчик, никогда».
Баран сказал: «Вот это да!…»
И за Лисою в лес помчался,
Но до сих пор не возвращался.
Баранами бываем зачастую
Мы с Вами, попадая в те напасти,
Куда заводят нас безудержные страсти.
И так случается, что доброго пути
Из «джунглей» обстоятельств не найти.
И не прогулки при луне
Он поскорей с неё совлёк
Чулочки, юбочку и шляпку
И целовал ей крылышки и лапки
И прочие красивые места,
Но час расплаты всё-таки настал
И Мотыльку пришлось на ней жениться.
Когда-то ж нужно и остепениться?
Плоды любви конечно ж наши дети.
Что может быть прекраснее на свете?
У бабочек, однакож, есть один секрет.
Они из гусениц рождаются на свет.
И вот однажды, кажется на святки
Увидел гусеницу Мотылёк в кроватке
« – О горе мне! Какое униженье!
Что вижу я? Теперь уж нет сомненья.
Ты с червяком спала – неверная жена!
Нет мне такая больше не нужна!
Хотя бы с Майским согрешила ты Жуком,
А то с каким-то грязным Червяком!
С меня довольно! Полечу туда,
Где ждет меня заветная мечта.»
И до сих пор наш Мотылёк летает
И ищет то, чего и сам не знает.
В семейной жизни нам невежества хватает
И не успеет свадьбы стихнуть шум и гам
А уж супруги разлетелись по углам.
Он за подругой две недели волочился
И порешили свадебку сыграть
Ну, а кого же приглашать?
« – Конечно же, Медведя, Волка и Лису
Знатнее и богаче нет зверей в лесу
Сову умаслить, как никак
Она всегда наш злейший враг
Ну, и еще других зверей,
Что побогаче и знатней.»
Медведь на свадьбу не пошел, не захотел
Но медовуху отослать туда велел.
Волк на жаркое им прислал и извиненье
Что не пришел. Лиса – лишь поздравленье.
Все остальные подоспели в срок
Разрезали торжественно пирог
Бокалы дружно зазвенели
Кричали горько, а потом запели,
Но вот беда Сова вдруг окосела
И невзначай Мышей поела
Не в том беда что Совы много пьют,
А в том, что Мышки среди нас живут.
Им днем и ночью всюду снится
Чем можно было б поживиться.
Была бы выгода видна.
Но иногда и так бывает,
Что сами же себя они и надувают.
« – Я знаю, ты мои штанишки
Пока я мылся утащил!»
« – Да ты должно быть пьяный был.»
Косому Мишка возражает.
« – Кто пьяный? Ты меня поил?
Вот расскажу всем пусть узнают,
Что ты отъявленный воришка».
« – Возьми мои,» – взмолился Мишка
« – Но только не кричи так громко,
Слух у соседей очень тонкий,
Потом попробуй докажи».
Косой из Мишкиных себе штанишки сшил,
Зайчихе новую юбчонку,
Нагрудничек сопливому Зайчонку
И метра два оставил про запас.
Вы спросите зачем такой рассказ
И для чего сказал я басню эту
Скажу опять же, только по секрету
Что Мишек этих много между нами
Они «трясут» огромными штанами
На вид посмотришь – сильный и большой
А на поверку с заячьей душой
При нем на площади старушку убивают,
А он, трусливо озираясь, сбегает.
И в жизни цель – пополнить закрома
Ни в сердце мужества, ни в голове ума.
Ее закончил он и вот
Зверей зовет вершить над нею суд.
Енота хвалят все и лапу нежно жмут.
Картина удалась на славу.
Откуда-то Гусь вышел величаво:
«Га-га, - замети важно Гусь, -
Судить, конечно, не берусь,
Но должен вам сказать, вполне
Знакомо это дело мне.
Чем восхищаетесь? Послушайте меня!
Здесь не картина, это же мазня!
Где гуси на картине? Птичий двор?
Картина вздорная и кончен разговор!
Поверьте мне, вы знаете меня,
Я - педагог из третьего корня.
Сказать по правде, по большому счету,
Все сродники мои весьма высокого полету».
И полилось из уст гусиных чванство,
А вместо критики сплошное критиканство.
Нужна нам критика, всегда мы рады ей.
Но как избавиться от критиков Гусей?
Судачили на ветке утром рано:
«Ты посмотри, бывает как,
Наш Бегемот-то дураком-дурак.
А вон в какие вышел люди!
И говорят, что скоро будем
Мы избирать его в какую-то палату.
Он получает львиную зарплату,
Живет как крез и только потому,
Что в жизни так везет ему».
«Ну что ты, милая кума,
У Бегемота в министерствах тьма,
Знакомых разных и родных,
И много близких среди их».
Покуда кумовство еще живет,
Среди министров будет Бегемот.
Сбежавший от жены и от детей,
Мечтая истину в скитаниях обрести,
Однажды встретил на своём пути
Кота Мурлыку - друга детства:
«Каких ты натерпелся бедствий?!,-
Мурлыка Тимке говорит,-
Какой ужасный грязный вид!
Ты был когда-то стройный и красивый
А нынче что?.. Да где ж тебя носило?»
«Искал я счастье,- Тимка отвечает,-
Что натерпелся я, никто теперь не знает
Жена достала это ей не так
И недотепа я и круглый я дурак
И что она со мною жизнь свою сгубила
И если бы не я, то в королевишнах давно б уже ходила
И что за ней коты такие волочились
Какие нам с тобой Мурлыка и не снились
Какие кошечки меня Мурлыка окружали!
Как целовали, как ласкали!
И без гулянки не было и дня,
Покуда денежки водились у меня.
Потом с бродячей кошкою связался
И на помойках грязных подвизался
Ну а теперь в карманах пустота
И жизнь моя сплошная маята
Кто ищет счастья в пьянстве и разврате,
Тот понапрасну жизнь свою растратит.
Кто в удовольствиях обрёл свою мечту
Тот уподобился бродячему Коту.
Поздний вечер поле погасил
Летний ветер с травного дурмана
Тишиною сердце напоил.
Спит дорога битая копытом
Прикрывая пылью наготу.
И усталый, всеми позабытый
Я дорогой этою пойду.
Дальний путь, котомка за плечами,
Я шагаю голову склоняя.
А на сердце скорби и печали
И никто, нигде не ждёт меня.
Жизнь прошла последняя дорога
Кто мне скажет, где я упаду
Вот уже совсем, совсем немного
Я вздохну и в вечность отойду.
А пока над головою небо
Звезды падают с небесной высоты
Жизнь прошла, как будто я и не был,
Разлетелись жалкие мечты.
Сохранил ли сердце я для Бога?
Чем смогу себя я оправдать?
Что возьму в последнюю дорогу,
Что бы смог я праведных обнять?
Всем прощаю я свои обиды
Всем желаю с Богом в мире жить
Уношу собой, что в этой жизни видел
И прошу вас всех всегда любить.
Избегайте грязи и обмана
И старайтесь никого не предавать,
А иначе с травного дурмана
Тишины вам в сердце не видать.
Комментарии:
Статьи по теме:
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий