ВОЙДИ

НА СЕВЕРАХ
Не слово, не молчанье правят здесь,
Но Ворон и капризная погода,
Но карабин, каюра окрик, спесь
Чиновника от малого народа.

Ты здесь в кухлянке, –
бисером расшит
Весь круг земной, как и откуда вышла
Горячая земля, где общий вид
Из тесного окна исполнен смысла.
На праздник первой рыбы – дух-огонь
И ловкий чаут воздух рассекает.
Прокисших шкур, крови
отвратна вонь,
И хороша для тех, кто понимает.

Язычество, роскошное на глаз,
Оценит иностранный антрополог.
Он даст немного денег, и как раз
Приедет магазин, поднимут полог.

Из мелочей – всё нужное –
возьми! –
Товар китайский в яркой упаковке.
Они – охотники –
становятся детьми,
Шумят и мнут нелепые обновки.
Здесь мельгитанин*
хитрый глаз скосит,
И будет выручка,
за разговором – водка.
Кусает гнус. Наш Куйкинняку спит.
И антрополога в туман
уносит лодка.

* * *
Мажется и крошится
по доске мелок.
И душа попросится
с пятки на носок.
И сквозит и тянется –
ей и невдомёк:
минется, останется
грифель, уголёк.

ПОСВЯЩЕНИЕ АЙГИ
Между грёзой и сном,
между правдой и слухом
Ты прошёл, командор, гранд,
поэт, Дон-Кихот.
А в деревне твоей дождик
шепчется глухо,
И томит незаконченный перевод.

Эта рама, канва – обрамление
смыслом,
Словом, правилом, формой, –
лишь пропуск, пароль.
Долгой ветки изгиб,
мерный скрип коромысла,
Как чужой реквизит.
И затвержена роль.

В сердцевине травы,
в лепетании зноя
На развилке дорог ты построил
свой дом.
Плуг и тяжесть, и соль
в слепоте перегноя
До письма, до строки,
до творения, до…

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЭТА
Не муж, конечно, не отец, –
Простец, небесный бубенец.

Он сам себе отец и сын,
И в Духе Святом господин.

Он от рождения – овча
И меч, и более меча.

Он – гвозди, копие и крест.
Он весь – предание. Он – весть.

Он в одиночестве творца
Не знает глаза и лица.

От скверных богохульных уст –
Оставлен, разлучен и пуст.
Он – это в полноте и то,
Всё называя, сам – ничто.

РОДИНА
Как легко ты сердце занимаешь
Незнакомым, легким для себя,
Словно книгу новую листаешь,
Удивляясь, радуясь, любя!

Непохожий на того, кто рядом,
Иностранец из страны иной –
Он тебя окинет новым взглядом,
Он ещё поманит за собой.

Ничего тебе не обещая,
Жизнь чужая светом из окна,
Музыкой таинственного края,
Ароматом сладкого вина

Близкой станет, словно ты узнала
Давнее, забытое, своё,
Но поймешь однажды, что не стала
Ты родней и ближе для неё.

* * *
К дню Воскресения я написал сонет.
Он сердцем был,
а сердце стало прахом.
Здесь тело Сына источало свет,
И свет впитала смертная рубаха.

В Его ладонях оживал предмет,
Как беглый раб на мир глядел
со страхом.
И я пришел, не праведник – поэт,
Но и меня любила эта плаха.

Так грубый крест становится тобой,
Ты древком будешь, грешною рукой.
Узнал ли ты прямую эту спину?
Не меч, но круг вечернего огня.
Се плоть моя…Не обойди меня
Преломленного хлеба половина!

* * *
Пережили две войны,
Выборы, олимпиаду.
Танцевало полстраны
И смеялось до упаду.

В телеящике война,
Смех и танцы – всё едино,
Оттого что не видна
Нам вторая половина.

Та, что молча хлеб жуёт,
Чёрный – пусть хотя бы это,
Не танцует, не поёт, –
Если спето-перепето.

И всё те же за окном
Сушь да гниль. Дожди косые
Пусть расскажут о другом:
Неизвестной мне России.

КАНУН
В великой простоте
свершается благое,
Когда часы стоят, и ветер
в кровле спит.
И стих ночной, как самое простое,
Не умыслом, но замыслом молчит
До той поры, пока не обнаружит
Упорный глаз молчание, когда
Твоя душа оставленная тужит, –
И места нет тебе,
и смысла, и следа.

*мельгитанин – пришлый, чужой человек, (эвенск.)

 

Владимир НЕЧАЕВ
г. Петропавловск-Камчатский